– Свидетельствам?

Живо представилось, как гросс и Номочка ворожат над свежей могилкой плотника, удаляя и консервируя тень, а потом бегут сломя голову прочь, преследуемые родичами и земляками. Толпа кричит, размахивает мотыгами и дает на бегу свидетельства о замечательных свойствах рук покойного Ендры…

– Разумеется. Вы же не предполагаете, что мы отбираем тени силой? Семье Драмбалей хорошо заплатили за сотрудничество. Они до сих пор считают нас свихнувшимися чудаками: отдать полсотни бинаров за тень мертвеца! А почему не за уши мертвого осла? за прошлогодний снег?!

– Вы отрежете руки у тени плотника?

– Вас это смущает? Ни один закон не запрещает расчленять тень… А в случае частичного сращивания отторжение слабеет, позволяя нам добиться положительного результата.

– Вторые руки? Третьи глаза? Восьмая утроба?!

– Да.

– Расширение судьбы физического тела?

– Вы уловили главное, коллега. Наши исследования подтверждают, что в случае трансплантации объекту умбрического ампутанта происходит укрепление – подчеркиваю, не столько расширение, сколько укрепление! – судьбы физического тела объекта. Трансплантировав дополнительные теневые руки, мы достигаем увеличения силы и ловкости реальных рук объекта, вплоть до регенерации в случае утраты конечности. Несчастный случай, болезнь, топор палача – все это делается поправимым! К сожалению, пересадить сразу пять теневых рук или семь утроб, как вы изволили предположить, мы не можем. Растет критическая масса, и механизм отторжения опять восстает, как и в случае пересадки целой тени…

– Отторжение добавочной тени или критической массы ампутантов – это связано с природными ограничителями?

– Еще не знаем. Возможно, здесь кроется какая-то глубинная порча, заложенная в структурных компонентах личности. Возможно, перед операцией надо соблюсти некий комплекс примет и знамений, для лучшего приживления. Иначе зачем бы мы обратились за помощью к вам, коллеги?

– У вас накопились данные на добровольцев, подвергнутых трансплантации?

– В достаточной мере. Мы наблюдали за каждым в течение месяца. И потом, выборочно, для полноты картины. Противопоказаний нет.

Анри подошла к гроссмейстеру Эфраиму вплотную:

– Есть. Вы поторопились, ваше чернокнижие. У добровольцев со временем начинаются проблемы, затрагивающие сферу двух остальных «спутников». Нарушается структура номена: окружающие забывают имя объекта, путают его, приписывают имени несуществующие свойства… Вскоре процесс затрагивает канденцию: дух объекта мерцает, гаснет, объект впадает в летаргический сон, рискуя оказаться похороненным заживо. В летаргии исходная личность черпает силы, восстанавливая равновесие, но после пробуждения дисбаланс возникает снова.

– Откуда у вас такие сведения?!

«Упоминать лже-стряпчего нельзя. Сказать, что сведенья получены от Тэрца – значит раскрыть его принадлежность к Надзору Семерых. И указать на интерес Надзора к Чуриху. Нет, подруга, взялась за гуж – извивайся, как уж…»

– Тихий Трибунал расследует ряд случаев, связанных с магическим вмешательством неопознанного характера. Летаргия и путаница с именами зафиксированы вигилами Трибунала у вора из Бадандена, королевского скорохода, многородящей молочницы…

– Имена! Назовите их имена, сударыня!

– Простите, гроссмейстер. Вы требуете от меня невозможного. Имена этих бедолаг сейчас путают даже близкие родственники. Вашего многорукого вора из-за смещения номена чуть не прирезали в Реттийском порту его собственные дружки. Мне пришлось отбивать несчастного у бандитов, при содействии обер-квизитора Бдительного Приказа. А молочницу едва не закопали живьем.

– Вы присутствовали на похоронах летаргированной молочницы?!

– Нет. Не имела такого счастья. В данном случае поверьте на слово…

– Сама судьба послала вас в Чурих, сударыня! Овал Небес! – гросс доверительно обнял за плечи вигиллу с малефиком, благо длины рук вполне хватало. Тэрца он обнимать не стал, но профос Надзора и не настаивал, слушая в три уха. – Я давно перестал полагаться на милость провиденья, и вот… Надеюсь, вы не разглашаете служебной тайны? Поверьте, если даже и так, я никогда не позволю себе публично сослаться на ваши показания!.. я буду нем, как могила…

«Оригинальное сравнение для некроманта,» – подумала Анри.

– Друзья мои, дорогие мои друзья и коллеги! Разрешите и мне приоткрыть краешек завесы. Поделиться, так сказать, сокровенным. Вы позволите кратенькую лекцию? Экскурс в историю Чуриха?

– Окажите любезность, – за всех ответила вигилла.

Так случается: ищешь одно, находишь другое.

Так бывает: подвижников считают негодяями, побивая камнями и сплетнями.

Мир несовершенен. Ведущие некроманты Чуриха знали это лучше других. Идеалисты, они снискали славу прагматиков; романтики, числились по ведомству прожженных циников; жизнелюбы, внушали смертный ужас. Все силы, знания, талант и мастерство, год за годом и век за веком, они дарили одному-единственному благому делу: достижению телесного бессмертия родом человеческим. Согласитесь, есть высшая несправедливость в том, что бессмертная душа волей судьбы вынуждена прозябать в смертном теле – вечная квинтэссенция в бренном флаконе, могучий храм на фундаменте из песка.

Создатели мира обладали хорошим чувством юмора.

Нельзя ли соль их шутки превратить в сахар?

Смерть – от старости, болезней, несчастных случаев, от сердечной меланхолии, хандры и воспаления рассудка – о, смерть чурихские некроманты изучили вдоль и поперек. Ткань савана ниточка за ниточкой, заточка косы, прикус черепа, глубина запавших глазниц и звук поступи – все было взвешено, измерено и сосчитано. Так опытный стратег изучает оборону врага, готовясь нанести решающий удар. Люди слабы – многие чародеи покидали трехбашенный замок, унося крупицы накопленных знаний, отказавшись от благой цели ради мирской славы. Но самые сильные, самые верные, а значит, самые достойные оставались.

Танец со смертью продолжался – во имя жизни.

Укрепление тела при помощи снадобий – растирок, ванн и мазей – поначалу считалось основным и самым перспективным методом. Гимн, открывающийся строками гениального Адальберта Меморандума «Закаляйся, как сталь!», долгое время гремел над Чурихом. В поисках радикальных составов доходили до крайностей: «драконова купель», «мамкино горнило» или «гриб повапленный» сообщали телам добровольцев, выживших в процессе закалки, уникальные свойства, где достоинства тесно мешались с недостатками. Внешняя неуязвимость, спасая плоть объекта в сражениях и природных катаклизмах, с тем же успехом не позволяла ланцету медикуса удалить пациенту вросший ноготь или вскрыть фурункул. Ланцеты крошились и ломались, медикус бранился по-матросски, а неуязвимый пациент в итоге умирал от воспаления.