И все же будущее без Вольги казалось ей безрадостным. Наверное, со временем она смирится с тем, что они не будут вместе, смирится не только внешне, но и сердцем. Вероятно, когда-нибудь она перестанет страдать — правда, сейчас ей в это не верилось, — но никогда она не забудет его и никогда никого не сумеет полюбить так же сильно. Пусть хоть двадцать лет пройдет — память о Вольге и любви к нему теперь ее богатство, сокровище, которое она понесет в душе, куда бы ей ни пришлось идти. И без этой любви она никогда не стала бы Огнедевой. Не способна быть богиней та, которая не умеет любить. Участь богов — это вечное стремление, погоня за своим предназначением, и всякий раз миг их наибольшего торжества и силы является переломом и началом пути вниз, в черную Бездну. На этом стоит Лад Всемирья. И если боги избрали ее, она должна делить с ними и их горести.

Конечно, ее тут же повели к белому камню, где Милорада с другими восемью ладожскими жрицами и Добролютой просила благословения у Матерей Земли для своей дочери, которая из презираемой беглянки вдруг превратилась в избранницу богов.

А первое, что привлекло внимание Дивляны и оживило ее чувства, было изменение среди жриц. Вот три белые девичьи фигуры перед идолом Лели. Но в середине — Оленица, а по бокам от нее стоят чудинка Ельма, увешанная костяными оберегами, и Веснавка, Веснояра, ее собственная сестра и лучшая подруга. Стоит с величественным и важным видом, будто так и надо, и на Дивляну посматривает горделиво: я, дескать, не хуже тебя! Но где же Яромила? Дивляна огляделась и действительно заметила в первых рядах сомкнувшейся вокруг тесной толпы лицо старшей сестры…

Но что это с ней? Ее волосы были разделены и заплетены в две косы, золотистыми змеями спускавшиеся по груди на вышитую завеску, какие носят только замужние женщины. И поверх рубахи на ней надета понева, давно приготовленная и ждавшая своего часа в ларе с приданым. При виде сестры, одетой в сряду молодухи, естественно было подумать, что она внезапно вышла замуж. Но где тогда повой и сорока, почему ее волосы открыты? Значит, она все же не замужем?

От изумления Дивляна даже забыла о своих собственных делах. Между тем в ее отсутствие Ладога пережила еще одно весьма значительное событие. Через три пятерицы после Купалы Милорада однажды послала за семью жрицами богинь и попросила их прийти в Ладино святилище. Сойдясь у белого камня, три старухи, Велерада с Сологой и две девушки застали там Милораду с ее старшей дочерью — теперь все девять служительниц Матерей Земли были в сборе. И все пришедшие сразу поняли, зачем их позвали. Яромила стояла возле срединного капа, изображавшего Мать Макошь. Ее рыжевато-золотистые волосы были распущены, что означало какой-то крутой перелом в жизни, переход с одной ступени на другую.

— Я более не Леля, — со спокойным удовлетворением объявила Яромила, поздоровавшись со всеми. — С Купальской ночи я понесла, и к Ладину велика-дню родится у меня сын — дитя купальских костров. Позвала я вас сюда, чтобы избрали вы из ладожских дочерей другую деву для служения Леле, на смену мне, а для меня попросили у Матерей Земли благословения и защиты.

Жрицы переглядывались. По привычке все бросали взгляды на Милораду, словно ожидали от нее мнения и совета, но она оставалась бесстрастной, предоставив им самим решать, как отнестись к этой новости.

— Сына Ярилы понесла, стало быть, наша Леля, Велесова сына, — изрекла наконец Вельямара. — Это добрая весть.

— А почем знаете, что сын будет? — с любопытством спросила Солога.

— Сон я видела в Купальскую ночь, — пояснила Яромила. Она сохраняла совершенно спокойный и уверенный вид, будто ничуть не сожалела о потере своего почетного положения. Она и в самом деле не сожалела. — Сами чуры поведали мне, что из Лели стану я Ладой и выведу их из мрака на свет, что подвластно старшей из Рожаниц, Небесной Елени, Солнцевой Матери. И сказали, что сын мой знатным витязем будет, хоть и не жил он на нашей земле прежде и умрет не на ней.

Дитя купальских костров — не такая уж редкость, каждый год в первый день весны эти дети появляются на свет — когда больше, когда меньше. Правда, обычно их матери успевают покрыть голову и войти в дом будущего отца как его жена, благословенная своим родом и принятая новым. Но когда этого не случается, такой ребенок обычно принимается как знак милости богов — если род не слишком беден и не считает бедой появление лишнего рта. Но дитя самой Лели, Девы Альдоги — это нечто большее. Дитя Огня и Воды, родившееся от слияния стихий в эту священную ночь, становилось добрым предзнаменованием для всей Ладоги. Волхов-батюшка, принимавший в свои объятия невесту-жертву, отпустил ее обратно к людям не одну, и это означало особую милость общего кормильца! Этот ребенок несет в себе благословение сразу после рождения и даже до него.

Здесь же, у белого камня, Милорада и жрицы Лады заплели волосы Яромилы в две косы, но оставили их непокрытыми, поскольку она не покидала свой род и не входила в чужой, одели ее в поневу и завеску, которые носят замужние женщины, чтобы скрывать от чужих глаз будущее дитя, а с помощью обережной вышивки защищать и наделять силами его и себя.

Новость быстро разлетелась по Ладоге и вызвала всеобщее оживление. Девицы, оказавшиеся в схожем положении, начали улыбаться даже несколько горделиво, а Белка, лишенная материнских наставлений и пригляда, только теперь и задумалась, а что это у нее того… не того… ну, «краски» все не приходят? Ба-а-тюшки-и-и… А молоденькие девушки, только взрослеющие, возликовали и того пуще: ведь предстоят выборы новой Лели, и эта честь могла выпасть любой девушке из хорошего рода. Срок настанет в начале новой весны, но, вероятно, право ездить на белом коне получит третья дочь Милорады, Велемила, которая по всем приметам, не укрывшимся от материнского глаза, как раз к тому времени должна созреть. Пока же освободившееся место заняла Веснояра, из внучек стрыя-деда Братомера, и что ей мешало мечтать о том, что за нею оно и останется?

Конечно, люди понимали, что Ярила Ярилой, но едва ли дело обошлось без участия обычного земного мужчины. И никто не сомневался, что имя его было Одд Свейнссон Халейг, или князь Хельги, как его тут иногда называли, путая имя и прозвище. Но этому, если женщины и шептались тайком между собой, большого значения не придавали. Заморский князь, знатный человек и отважный воин, как нельзя лучше подходил для того, чтобы стать земным отцом «сына Волхова». Все понимали, что с взрослой девой чуть раньше или чуть позже нечто подобное должно было случиться, и гораздо хуже было бы, если бы ладожская Леля оказалась бесплодной. Зато теперь ладожане вдвое сильнее радовались тому, что не отдали Яромилу Полянским сватам. А могли бы по неведению своими руками благословение богов за тридевять земель отправить!

Таким образом, в происшествии с Яромилой ничего особо удивительного не было, но поворот или, вернее, даже водоворот событий вокруг ее младшей сестры ладожан потряс. Ведь все были убеждены, что она сидит в повалуше родительского дома, ожидая отъезда к жениху, а тут вдруг ее привозят с Ильмеря! Люди терли себе глаза, не веря тому, что видели. К счастью, Вышеслав и Добролюта первыми рассказали всю повесть, а за это время и Милорада сообразила, как сохранить лицо.