Дэниел сглотнул застрявший в горле ком:

— Прошу извинить меня, господа. — Моргая, он сконфуженно переводил взгляд с одного лица на другое. — Это большая неожиданность… после семи лет… так внезапно…

— Для тебя сильное потрясение. — Все с той же свойственной ему ехидцей протянул Хэй.

— Да, — просто произнес Дэниел. — Бедняга Нисбет… Но радостно думать, что Грейси опять будет с нами. — Он тепло, едва ли не растроганно обратился к Мюррею: — Она была прелестной девушкой, разве не так, Дэви?

— Да, — пробормотал Мюррей, не поднимая глаз.

Повисло долгое молчание. Дэниел развернул платок, вытер им лоб и шею.

— Корабль должен быть уже близко. Погода как раз по сезону. Теперь прошу извинить, но мне надо домой. Должен с женой повидаться. Смею думать, у нее найдется что сказать. Доброй ночи, господа.

Он прошел к двери, открыл ее и тихонько притворил за собой.

Стало быть, это правда, наконец случилось то, на что все эти годы он не смел и надеяться. Идя домой тихой проселочной дорогой, ведущей через пустошь, Дэниел ощущал, как волна нежности захлестывает его, как полнится разум нежным видением: Грейси, его дорогая племянница в белом платье (она всегда любила белый цвет и выглядела в нем такой красавицей!), в котором он видел ее в последний раз однажды вечером, перед самой трагедией, когда она шла вдоль реки с букетом таволги в руке. Цветы она набрала на зеленом речном берегу.

Какая же это была картина! Лучи нисходящего солнца, скользя по водной глади, создавали вокруг нее сияние… «Как молодая косуля, пришедшая к реке напиться…» — сами собой всплыли в памяти слова. Ее прелестное личико было оживленным, а теплые карие глаза искрились жизнью.

Но что она знала о жизни в восемнадцать лет, бедное дитя? Дэниел тяжело вздохнул, его лицо опечалилось. Но вот оно опять просветлело, когда мысли унеслись дальше в прошлое и другие, более счастливые видения хлынули потоком.

Вот наплыв: он видит ее в хоре, исполняющем под его руководством «Детскую кантату» в старой ратуше. Каким же она была чудом, каким маленьким чудом: всего десять лет, голос как флейта, такая живость, столько грации, столько таланта! Никогда, никогда с тех пор не встречал он такого таланта.

Дэниел улыбнулся: теперь он видел ее на вручении наград в академии, вот она поднимается получать книгу в кожаном переплете «Путешествие пилигрима в Небесную страну», завоеванную ею награду за познания в Священном Писании… Да, он занимался с ней, готовя к этой победе, не было лучшей ученицы в его классе по изучению Библии!

А вот еще: он видит ее на школьном пикнике, малышка двенадцати лет с прелестной новой лентой в волосах бежит в забеге младших девочек, тонкие ножки мелькают, заостренный подбородок устремлен вперед в страстном порыве — и рвет ленточку финиша, которую он держит, да, побеждает, к его огромному восторгу.

Глаза Дэниела затуманились. Он всегда заботился о Грейси со всей нежностью бездетного мужчины. Что ни говори, а она была слеплена из совсем особого теста, была утонченнее других, прелестнее и телом, и душой.

И как-то всегда казалось, будто ее отец, Том Линдсей, овдовевший, когда родилась его единственная дочь, так и не удосужился понять или оценить ее. Том, одно время процветавший торговец зерном, фруктами и провиантом в Ливенфорде, а в лучшие свои дни провост городка, был нрава резкого и раздражительного, под конец же, когда неурядицы в делах довели его до банкротства, еще больше ожесточился и озлобился.

Конечно, находились такие, кто шепотком оправдывал действия отца по отношению к Грейси, но только не Дэниел; и с резким, прерывистым вздохом он еще раз вспомнил о несчастье, которое разрушило ее жизнь.

Зимой 1903 года Грейси исполнилось восемнадцать. С взметенной вверх прической и юбками до щиколоток она походила на расцветающую розу. Первая красавица на всех танцах, она, вальсируя, прокладывала путь ко всякому сердцу.

Стройная, милая, веселая, вся какая-то таинственно искрящаяся, она не знала отбоя от кавалеров. Какое же в тот год было Рождество! Когда ударили морозы, она каталась на коньках на пруду — руки в крохотной беличьей муфте, ветер по щекам хлещет, а вокруг нее носятся молодцы Ливенфорда, выписывая восьмерки, скользя на внешнем ребре конька, красуясь, стараясь привлечь ее внимание.

«Грейси как дорогой подарок для парней! — улыбаясь, примечали люди. — Жужжат вокруг нее, словно пчелы вокруг горшочка с медом». Что ж, так оно и было. Был молодой Симпсон, сын доктора, Джек Наргривз, много других, только изо всех наибольшим ее расположением пользовался Дэвид Мюррей, изучавший тогда право в Уинтонском университете.

Все в городе сходились на том, что Грейси остановит свой выбор на Дэвиде, когда на сцене появился Генри Вудбёрн, приехавший навестить своих родственников Ралстонов, владельцев верфи.

В городе он был чужаком, этот Вудбёрн, светловолосый малый с кашлем и слегка впалыми щеками. Он правил собственным догкартом, прелестным двухколесным экипажем, у него было много денег и свободного времени.

Частенько Грейси, тепло укутанная в толстую полость, каталась с ним вечерами, когда мягко сияющая луна поднималась над холмами Гаршейка, а подковы лошади с хрустом выбивали рисунок следов на схваченной морозом дороге.

В городе, разумеется, велись кое-какие разговоры, шли слухи, что Вудбёрн — юноша необузданный и пьет больше, чем следует, что легкие у него подпорчены и что на самом деле его отправили на север поправлять здоровье.

Но когда в этом мягко пытались убедить Грейси, та в ответ обыкновенно просто смеялась, задорно и пленительно. Она всегда высмеивала приличия и никогда не была так весела, игрива и очаровательна, как в тот вечер у реки, когда она, на прощание легко коснувшись губами лба Дэниела, тут же бросилась на свидание с Генри.

В ту ночь, в поздней скачке домой после поездки к озеру Лох-Ломонд, лошадь испуганно шарахнулась от тени, Вудбёрн не совладал с ней, на повороте дороги догкарт съехал в кювет и со всего маху врезался в каменную стену. Каким-то чудом Грейси уцелела. Генри погиб на месте.

Несколько недель Грейси просидела дома, потом как-то внезапно уехала с отцом в Эдинбург. Казалось бы, вполне естественно: девушке непременно нужны были покой и смена обстановки, — тем не менее удивление города росло, когда несколько месяцев спустя Грейси так и не вернулась.

Затем события приняли еще более странный оборот, когда долетела весть, что Грейси вышла замуж за Нисбета Валланса, 35-летнего инженера-строителя, человека надежного, неторопливого, без особых родственных связей или личных достоинств. Служил он смотрителем на железной дороге в Центральной Индии и находился в