Евреи Западной Европы в своей борьбе за отмену правовых ограничений апеллировали к мнению общества тех государств, в которых они проживали. Аналогичным образом поступали сторонники и противники еврейской эмансипации из числа неевреев. Вопросы реформирования правового статуса евреев поднимались в политических памфлетах, прессе, литературных произведениях, обсуждались в светских салонах и на подмостках театров. Еврейский вопрос в Российской империи, несмотря на существование определенной публичной сферы, пусть и не столь широкой и хорошо развитой, как в Европе, оставался достоянием узкого круга правительственных чиновников. Это были люди, занимавшиеся проблемами управления евреями не в силу личной заинтересованности (как это часто бывало в Западной Европе), а только потому, что эти функции были приданы им по специальному назначению (например, в качестве члена Еврейского комитета или сенатора, проводившего ревизию в западных губерниях). Зачастую они участвовали в решении этих проблем в силу того, что в сферу их деятельности было включено и еврейское население (например, министры внутренних дел, финансов, народного просвещения). Соответственно, усилия еврейских представителей были направлены на отдельных государственных деятелей или органы власти (Еврейские комитеты, Сенат, Государственный совет, Комитет министров) с целью повышения правового статуса евреев или отмены жестких законодательных мер по отношению к ним. Большое значение в тактике еврейских представителей имело личное обращение к императору. Еврейские депутаты быстро усвоили российские политические традиции, согласно которым император воспринимался как власть, стоящая над законом и системой государственных учреждений и способная своим решением влиять на любые процессы в государстве. Реформа правового статуса евреев, равно как и решения по отдельным частным вопросам, могла, по мысли еврейских представителей, осуществиться волевым решением императора. Такая концентрация усилий еврейских представителей на фигуре самодержца не имела аналогов ни в политической традиции Речи Посполитой (несмотря на тесные связи штадланов с королевским двором и номинальное «покровительство», оказывавшееся евреям польскими королями), ни в практике лоббирования еврейских интересов в государствах Западной Европы. Единственным исключением в последнем случае были взаимоотношения Наполеона с еврейским населением управлявшейся им империи.

В государствах Западной Европы деятельность официального еврейского представительства при правительственных комитетах и комиссиях, как правило, не имела широкого общественного резонанса и не приводила к каким-либо ощутимым результатам. Несколько более эффективной оказывалась деятельность организованных самими евреями образований, выполнявших функции политического представительства, таких, например, как учрежденный в 1780 г. Board of Deputies of the British Jews. В целом политика в отношении евреев определялась социально-экономической трансформацией общества и модернизацией государственного устройства. Значительное влияние на нее оказывали публичная полемика и общественное мнение. Деятельность собственно еврейских представителей в сравнении с этими факторами не имела почти никакого значения. Более того, одни и те же лица могли добиваться большего успеха, действуя без формальных санкций государства и еврейских общин. Так, предложения еврейских депутатов, составивших совещательный орган при комиссии по разработке еврейской реформы в Пруссии в 1787–1789 гг., – банкира Д. Итцига, финансиста и деятеля еврейского Просвещения Д. Фридлендера и др. – были полностью отвергнуты комиссией. Деятельность тех же лиц по неформальному лоббированию еврейских интересов и их участие в публицистической полемике по поводу статуса евреев в конце XVIII – начале XIX в. стала одним из важных факторов, подготовивших почву для правовой эмансипации евреев Пруссии в 1812 г.[1217] Даже Французский Синедрион, деятельность которого приобрела широкую известность за пределами Франции, не сумел реально повлиять на политику по отношению к евреям. Реформа управления евреями во Франции в 1808 г. не только не разрабатывалась Синедрионом, созванным за год до реформы, но и полностью противоречила устремлениям членов Синедриона. Двое из них, А. Фуртадо и Б.-И. Берр, даже выступили против проведения реформы. При этом они выступали уже не в качестве официальных представителей, а в качестве неформальных защитников еврейских интересов.

В Российской империи, в отличие от Западной Европы, деятельность в составе временных или постоянных государственных учреждений или, в худшем случае, апелляция к ним была для евреев единственной возможностью легального участия в политической жизни. Только таким способом они могли представить свои интересы власти. Разнообразные проекты еврейской реформы, политические и экономические обоснования благотворной роли евреев в государстве, полемические выступления в защиту еврейской религии и традиционного образа жизни и обличительные сатирические памфлеты, высмеивавшие и то и другое, не становились достоянием печати, как в Европе, а облекались в форму записок и прошений еврейских представителей в различные государственные учреждения.

Разные цели, выдвигавшиеся еврейскими представителями в государствах Западной Европы и Российской империи, определяли риторику их обращений к власти. Программа преобразований, которую отстаивала еврейская элита Западной Европы, а также сторонники еврейской эмансипации из числа политических и общественных деятелей этих стран, включала в себя как изменение правового статуса евреев, так и изменение еврейской традиции и даже специфических ментальных черт, якобы присущих евреям. Чтобы стать «достойным» гражданином страны, в которой он проживал, еврей должен был воспринять культуру окружающего большинства и «нравственно исправиться». Пороки, якобы присущие евреям, в соответствии с идеями эпохи Просвещения приписывались негативному воздействию враждебной окружающей среды, воспитания и образа жизни. Выступления отдельных влиятельных евреев или легитимных еврейских представителей перед властью или обществом в качестве обязательного элемента включали в себя признание еврейских «недостатков». Исправление этих «недостатков» связывалось с упразднением правовых ограничений и просвещением. Улучшение статуса евреев и их собственное самосовершенствование неизменно мыслились в связке[1218].

В свою очередь, в Российской империи риторика «исправления» евреев активно использовалась правительством, но не была популярна среди еврейских представителей, подчеркивавших «несправедливое» отношение к евреям со стороны государства и общества. Особое место в выступлениях еврейских представителей занимало противопоставление евреев и польской шляхты. Евреи позиционировали себя в качестве лояльных подданных империи, в противоположность полякам. Негативный стереотип поляка активно использовался и российской властью, однако противопоставление лояльного еврея «изменнику»-поляку в риторике властей имело место лишь время от времени. Это был, по всей видимости, один из вариантов дискредитации поляков, причем не самый распространенный. В этом случае доводы еврейских депутатов могли приниматься, использоваться и транслироваться властью в своих целях. Особенно показательны в этом отношении опыт собрания еврейских депутатов в Полоцке в 1773 г., деятельность еврейских поверенных в конце 1790-х гг. и еврейских депутатов при Третьем еврейском комитете, а также «мнения» кагалов, представленные Первому еврейскому комитету в 1804 г., и выступления еврейской верхушки во время войны 1812 г. Внутренние проблемы еврейского общества крайне редко выносились на рассмотрение власти. Это было связано с религиозным запретом на подобные выступления. Легитимные представители еврейского населения – депутаты, поверенные, главы кагалов – никогда не поднимали эти вопросы в своих выступлениях перед властью. В лучшем случае они могли указывать на отдельные негативные явления, такие как контрабанда и финансовые злоупотребления отдельных лиц, однако эти явления, как правило, относились к сфере взаимодействия евреев с государством и не затрагивали структуру еврейского общинного управления. Выступления против традиционного уклада были присущи отдельным критически настроенным евреям, чья оппозиционность была в значительной мере обусловлена не идеологическими предпочтениями, а личными конфликтами с кагалом. Эти выступления в описываемый период, в отличие от последующих десятилетий, не влекли за собой никаких административных мер. Но они при этом безусловно способствовали укреплению негативного образа традиционной еврейской общины в среде правящей бюрократии. Риторика «просвещения» использовалась и официальными еврейскими представителями, и евреями, выступавшими с частными инициативами, для достижения различных, зачастую противоположных целей.