– Джоанна Эллакорт знала, что ее муж был убийцей? – спросил Сент-Джеймс.

Линли, слабо улыбнувшись, покачал головой, беря из рук Деборы чашку с чаем.

Они сидели в кабинете Сент-Джеймса, отдавая должное кексам, сэндвичам и тартинкам и, естественно, чаю. Тусклое вечернее солнце освещало окно и снежный холмик на оконном карнизе. С набережной Виктории все явственнее доносился шум машин, постепенно нараставший из-за часа пик.

– Мэри Агнес Кэмпбелл сказала ей – как и всем остальным, – что дверь в комнату Джой была заперта, – ответил он. – Она, как и я, подумала, что убийцей был Дэвис-Джонс. Но она не знала – и этого до вчерашнего дня не знал никто, – что дверь Джой была заперта не всю ночь. Ее заперли только тогда, когда Франческа Джеррард в три пятнадцать пришла в комнату, чтобы забрать свое ожерелье. Увидев, что Джой мертва, она решила, что это сделал ее брат, сходила в кабинет за ключами и заперла дверь, чтобы потом его выгородить. Мне следовало догадаться, что она лжет, когда она сказала, что жемчуг лежал на комоде у двери. Зачем Джой было класть его там, если остальные ее украшения лежали на туалетном столике, стоявшем в другом конце комнаты? Я сам это видел.

Сент-Джеймс выбрал еще один сэндвич.

– Что-нибудь изменилось бы, если б инспектор Макаскин успел вчера дозвониться до тебя раньше того, как ты уехал в Хэмпстед?

– Что он мог мне сказать? Только что Франческа Джеррард призналась, что солгала нам в Уэстербрэ про якобы запертую дверь. Не знаю, хватило бы у меня ума сопоставить эту деталь с теми фактами, которые я старательно игнорировал. Факт, что в комнате у Роберта Гэбриэла была женщина; факт, что Сайдем признал, что Джоанны не было с ним в течение нескольких часов в ту ночь, когда умерла Джой; факт, что имена Джо и Джой легко перепутать, особенно такому типу, как Гэбриэл, который не пропускает ни одной юбки, тащит в постель всех подряд.

– Значит, Айрин Синклер слышала их с Джоанной. – Сент-Джеймс сел поудобнее, скривившись от досады, когда поврежденная нога зацепилась за окантовку пуфика. С раздраженным ворчанием он высвободил ее. – Но почему Джоанна Эллакорт? Она не делала тайны из своего отвращения к Гэбриэлу. Или это была только игра, способ усыпить бдительность мужа?

– К Сайдему в ту ночь она испытывала еще большее отвращение, чем к Гэбриэлу, хотя бы потому, что он втравил ее в пьесу Джой. Она считала, что он ее предал. Ей хотелось отомстить ему. Поэтому в половине двенадцатого она пошла в комнату Гэбриэла и стала его ждать, полная решимости отплатить мужу самым унизительным для него способом. Ей было и невдомек, что ее бегство к Гэбриэлу было Сайдему на руку; она сама предоставила ему случай действовать, которого он начал искать сразу, как только Джой обмолвилась за ужином о Джоне Дэрроу.

– Полагаю, Ханна Дэрроу не знала, что Сайдем был женат.

Линли покачал головой:

– Очевидно, нет. Она видела их вдвоем всего раз, да и то в компании с их лондонским агентом. Ей было лишь известно, что у Сайдема есть связи с преподавателями актерского мастерства и со всем прочим, что необходимо для успеха. В представлении Ханны Сайдем мог стать ключом к ее новой жизни. А она временно стала его ключом к сексуальной доблести, которой ему не хватало.

– Ты думаешь, Джой Синклер знала об интрижке Сайдема с Ханной Дэрроу? – спросил Сент-Джеймс.

– Нет, этого она узнать не успела. И Джон Дэрроу рьяно оберегал эту тайну. Джой всего лишь упомянула за ужином имя Дэрроу. Но Сайдем не мог рисковать. Поэтому и убил ее. И душераздирающего рассказа Айрин о дневниках Ханны, я имею в виду вчера в театре, было достаточно, чтобы он помчался ночью в Хэмпстед.

Дебора слушала их молча, но тут вмешалась:

– Но он же жутко рисковал, когда убил Джой Синклер. Разве его жена не могла в любой момент вернуться и обнаружить, что его нет? И потом, он мог случайно столкнуться с кем-нибудь в коридоре, разве не так, Томми?

Линли пожал плечами:

– В конце концов, он точно знал, где находится Джоанна, Деб. А еще он хорошо знал Роберта Гэбриэла и не сомневался, что тот продержит ее у себя как можно дольше, постарается блеснуть перед ней своими мужскими талантами. Поведение всех остальных в доме можно было легко просчитать. Поэтому, как только он услышал, что Джой вернулась от Винни – это было незадолго до часу, – ему только оставалось немного подождать, пока она уснет.

Дебора, совершенно потрясенная, никак не могла осмыслить…

– Но его собственная жена… – страдальчески пробормотала она.

– Думаю, Сайдем готов был позволить Гэбриэлу пару раз переспать со своей женой, лишь бы избежать разоблачения. Но не желал, чтобы он хвастал этим перед всей труппой. Поэтому он дождался, пока Гэбриэл остался один в театре. И поймал его в его гримерной.

– Интересно, знал ли Гэбриэл, кто его бьет? – задумчиво спросил Сент-Джеймс.

– Полагаю, желающих поквитаться с ним могло набраться довольно много. И ему повезло, что это оказался Сайдем. Потому что любой другой мог его убить. А Сайдем этого делать не хотел.

– Почему нет? – спросила Дебора. – После того, что было между Гэбриэлом и Джоанной, Сайдем, вероятно, был бы только рад увидеть его мертвым.

– Сайдем все же не круглый дурак Зачем бы он стал сужать круг подозреваемых. – Линли покачал головой. В следующих его словах отразился весь его мучительный стыд. – Он же не знал, что я сам уже постарался донельзя сузить его. До одного человека. Как замечательно прокомментировала это Хейверс «Я горжусь нашей полицией».

Дебора и его друг ничего не ответили. Дебора вдруг стала крутить крышку фарфорового чайника, якобы рассматривая лепестки изображенной на нем розы. Сент-Джеймс передвинул сэндвичи на тарелке. Ни тот, ни другая не смотрели на Линли.

Он знал, что им очень не хочется отвечать на вопрос, который он пришел задать, знал, что ими при этом движут преданность ему и любовь. И все же Линли втайне надеялся, что узы, связывающие их троих, настолько крепки, что позволят им понять, что ему надо найти ее, несмотря на ее желание спрятаться от него. Поэтому он задал свой вопрос:

– Сент-Джеймс, где Хелен? Когда нынче ночью я вернулся в дом Джой, ее там уже не было. Где она?

Он увидел, как Дебора отдернула руку от чайника, как сжала складки своей шерстяной юбки. Сент-Джеймс поднял голову.

– Ты просишь слишком многого, – ответил он.

Другого ответа Линли и не ждал, он получил то, что заслужил. Тем не менее он не отступил.

– Я не могу изменить того, что случилось. Я не могу изменить того факта, что вел себя как дурак. Но я могу хотя бы извиниться. Хотя бы сказать ей…

– Еще не время. Она не готова.

Линли почувствовал, как в ответ на столь твердый отпор в нем поднимается злость.

– Черт побери, Сент-Джеймс. Она пыталась его предостеречь! Это она тебе сказала? Когда он перелез через стену, она закричала, он услышал этот крик, и мы его чуть не упустили. Из-за Хелен. Поэтому, если она не готова меня видеть, пусть скажет мне это сама. Пусть она примет решение.