– Ты знаешь, куда нам нужно отправиться?

– Она сказала мне, что я и так это знаю. И я уверена, что смогу показать дорогу, когда мы уже сядем в машину. Собрание созвано вне обычных дней проведения церемоний, так что это не будет усадьба. Думаю, что они не слишком удалятся от того места, где была найдена фигурка: это должно быть в окрестностях Мадрида.

Пауза.

– Как ты себя чувствуешь? – поинтересовался Рульфо.

– Я попробую сделать это, – прозвучало в ответ.

Не было нужды добавлять что-то еще, они оба это знали. Все слова, кроме тех, что таились у нее во рту, были излишни. Но все же девушка добавила:

– Я знаю, как ты страдаешь. Но ты забудешь в конце концов, как и я…. Забвение – это судьба.

«С точки зрения дамы, возможно, это очень просто», – подумал Рульфо.

Вдруг ему стало ясно, что чрезвычайно трудно находиться поблизости от экватора этого лица и не приблизиться к нему. Он потянулся губами к ее губам. И они целовались, пока не услышали тишину.

Тогда он отодвинулся, взглянул на нее – и не увидел в выражении ее лица никакого чувства, кроме того единственного, постоянного, которое пламенело в глазах их обоих. И понял: то, что их объединяет, – это желание отомстить; как только оно будет удовлетворено, если так будет, они пойдут разными дорогами и никогда больше не увидятся.

– Спасибо, – неожиданно сказала она.

– За что?

– Это ты заставил меня окончательно проснуться. Я была слабой, а теперь я сильная. И этим я обязана тебе.

– Как ты думаешь, нам удастся чего-нибудь добиться?

– Да. – Она попыталась улыбнуться. – Для них это станет неожиданностью. Я постараюсь вывести из игры Сагу. Если мне удастся ее ранить, все остальные ослабеют. И тогда либо они сбегут, либо мы сможем поразить их самыми обычными средствами…

Рульфо показалось, что девушка хочет внушить им несколько бóльшую уверенность в благоприятном исходе, чем та, которую чувствовала она сама. Вернувшийся Бальестерос вмешался в разговор:

– Я готов.

Они переглянулись. Немного помолчали.

– Что ж, попробуем сделать это, – сказал Рульфо.

Ночь выдалась светлой и неожиданно холодной. Сидевший за рулем включил отопление. Два его пассажира благодарностью на это не отреагировали: они были погружены в глубокие раздумья. Только изредка девушка негромко давала какие-то указания, связанные с направлением их движения. Заранее описать маршрут она не могла: дорогу она узнавала по мере того, как автомобиль продвигался по городу.

Выехали на шоссе, ведущее в Бургос. Свернули сначала с него, потом на какую-то еще менее заметную дорогу. Добрались до развилки и выбрали одну из двух проселочных дорог. Проехали через пустое поле. Еще через полчаса одинокой езды, едва разбавляемой встречными машинами, девушка показала рукой на какие-то темные силуэты и группы деревьев слева от них, приблизительно на полпути между двумя соседними городками. Они остановились на обочине, неподалеку от знака «Въезд запрещен», вышли из машины, и мужчина с седой головой достал из багажника какие-то вещи.

Вступили в молодой лес – их окружали тонкие стволы деревьев. Ветки чертили морщины по ледяному диску луны, слышно было, как режут воздух остроконечные крылья летучих мышей. Спустя несколько минут им открылась поляна, а вокруг расстилались возделанные поля. Вдалеке, на плоской вершине холма, поблескивали огоньки, возможно хутор.

– Они появятся вон там, – без тени сомнения в голосе объявила девушка. И указала на поляну.

Бальестерос в очередной раз – третий или четвертый – удостоверился в том, что ружье заряжено, а запасные патроны под рукой. Металл ствола, холодный, почти ледяной, заставил его пожалеть, что он не озаботился взять с собой перчатки. Эта мысль вызвала улыбку: «Еще немного – и холод перестанет тебя беспокоить».

Он сознавал, что ему страшно и что он все еще изо всех сил держится за это свое существование – такое горькое, но вместе с тем такое необходимое. Он сидел на земле, опершись спиной о ствол дерева. Во время напряженного ожидания он словно видел себя со стороны – с ружьем на коленях, и невозможно понять, что именно он здесь делает, как же оказался посреди чиста поля и чего он, собственно, здесь ждет.

Девушка, притаившаяся в кустах справа от него, тихонько беседовала с Рульфо. О чем? Об имаго и ритуалах. Из всей их беседы он понял пару слов, не больше. «Это дело касается только нас, а тебя – нет», – сказал ему несколько дней назад Рульфо. Вдруг его охватила паника. Появилось искушение сбежать. «Оставайтесь вдвоем! – захотелось ему закричать. – Ты сам это сказал, это не мое дело».

«Да нет же, это твое дело. Вне всякого сомнения – твое».

Он разглядел цифры на своих часах. Пять минут двенадцатого. Где-то настойчиво ухала сова, о чем-то спрашивая. Бальестерос старался во всем разобраться.

«Конечно, это твое дело».

Подумал о своих пациентах. Подумал о детях. Вспомнил Хулию. Каждую ночь он вспоминает о ней, и эта не станет исключением. На ум пришло, что, возможно, он вот-вот воссоединится с ней, и весьма вероятно, что именно за этим он сюда и явился. «Но все же, – задавался он вопросом, – где же помещается небо или рай в том мире, в котором правит случай с помощью стихов? Где место Бога, Хулия? Тебе-то это уже известно?»

Вера его давно уже превратилась в некую далекую и светлую точку, как звезды, рассыпавшиеся перед глазами. Он прижал к груди ружье, веря только в то, что он сможет хорошо исполнить задуманное, что сделает то, что должен сделать. А если что-то пойдет не так… Что ж, он уверен, что вновь окажется рядом с Хулией, где бы она ни находилась.

В своем одиноком ожидании Бальестерос сказал жене, что по-прежнему любит ее.

– А в чем заключается ритуал Отторжения?

– Он достаточно сложен. Прежде всего читается филактерия Устранения, но наоборот – чтобы Активировать имаго, другими словами, чтобы вернуть ему первоначальные права…

– Вернуть права? Но в таком случае Акелос…

– Физически Акелос мертва, и поэтому возврат ей прав не будет иметь никакого значения. Если имаго не Активировать, ритуал не сработает, потому что Отторжение не может производиться над Аннулированными имаго. И только потом начинается сам ритуал. Читаются специальные стихи, еще их изменяют. Иногда их читают с конца. Это может длиться больше часа.

Мужчина посмотрел на нее и кивнул:

– А когда вступишь ты?

– Чем раньше, тем лучше. Нужно не дать шабашу объединить свои силы. С течением времени он становится все сильнее.

Он снова кивнул и сжал ее руку. Она адресовала ему быстро угасшую улыбку, решив, что он хотел ее подбодрить. Но она в этом не нуждалась: внутри дрожала каждая жилка – чистое напряжение, чистая жажда мести. Она была уверена, что для нее настал момент или полностью пробудиться, или навсегда уснуть. Она сделает это не для того, чтобы отомстить за Акелос, хотя ее подруга была унижена и оплевана так же, как и она сама. И даже не для того, чтобы отплатить Саге за тот ад, в который она превратила ее жизнь, за каждый крик боли, которыми измерялось для нее время с тех пор, как та взяла власть, за надругательства и оскорбления, которым ее подвергла Сага, за филактерию у нее на спине, превратившую ее в красивую глиняную куклу.