Порыскав по несколько видоизменившимся развалинам (ударные волны поработали), я подобрал позабытые в спешке штурма приборы, разломал прикладом терминал управления «Искрой» – нечего оставлять местным обитателям высокие технологии светлого будущего. Не по их уму игрушки. Мой гранатомет, поразивший первый «Тигр», как ни странно, работал – и наведение, и компьютер не пострадали. Справедливо, это же армейская техника, а не полицейская! Она для таких серьезных мужских забав предназначена напрямую.

Вернулся обратно, оглядываясь, как и советовал Сергей. На улице – ни единого движения. Уцелевшие обитатели независимой Латвии скорее всего попрятались по норам, в ожидании нового налета. В стороне Домского собора теперь даже развалин не было видно – очередной порции хамства со стороны свихнувшегося человечества старый храм не пережил, рухнул.

Заметил, что с уцелевшего транспортера за мной следят – поворачивались квадратные окошечки перископов, а вслед за ними и стволы, торчащие из пулеметных гнезд. Да и наплевать! Фрицы должны понимать – положение у них самое что ни на есть аховое. Заперты в узком ущелье улицы, на виду у противника, словно мишень на стрельбище. Только бы Сергей их уговорил! Пусть отдадут Дастина, а потом катятся на все восемь сторон света!

Громыхая уже ненужным обеспечением «операции по спасению Дастина Роу», я ввалился в гигантский транспортер, перешагивая через мертвецов, прошел в кабину. Сергей восседал на драном штурманском кресле и напряженно переговаривался с кем-то по-немецки. Жестом приказал мне сесть и помолчать. Я устроился на залитом засохшей кровью сиденье водителя и тупо глядел на приборную доску – спидометр со стрелочкой, погасшие лампочки, нечто весьма смахивающее на компьютер самого наидревнейшего образца, когда еще только систему DOS придумали…

– Значит, так. – Лейтенант отбросил наушники и повернулся ко мне, взъерошив пятерней белые, припорошенные седой пылью жесткие волосы. – Твой Дастин у них. Тевтоны требуют беспрепятственного прохода к своим. Если получат гарантии – отпустят немедленно.

– Отлично! – просиял я. – Согласен!

– Я не согласен, – угрюмо сдвинул брови Сергей. – Придется поступить по законам военного времени, то есть учинить подлянку. Они его отпускают, вы укрываетесь, а я, разумеется предоставив гарантии, на хрен подрываю транспортер. И плевать, что двигатель на ядерном приводе – движки защищены, взрыва не будет, только дополнительное заражение местности ураном и радиоактивным графитом. Потом бежим на вашу базу. Уж прости, по-иному не могу. Война. Ты против?

– Гранатомет работает, возьми. – Я протянул Сергею длинную узкую трубу, в которой еще оставалось четыре заряда. – Все снаряды можно выпустить одновременно, очередью. Мне плевать, что ты собираешься делать, но мой напарник через пятнадцать минут обязан быть рядом со мной. Потом – гори оно все синим пламенем! Хочу домой!

– Верное решение, – улыбнулся оскалом охотящегося волка Сергей. – Иди, встречай! Я сейчас договорюсь. Главное – не дергайтесь и не бегите. Топайте спокойным шагом до ближайшего укрытия. Едва сховаетесь поглубже, я их угощу гранатами. После окончания нашего вальса – своими ножками, короткими и длинными перебежками, до дома. Там заодно таблеточек покушаем – дозу мы сегодня схватили… э-э… атомную. Живо! Эй, погоди! Ну-ка, сдери во-он с того Ганса майку, нацепи на что-нибудь и используй как белый флаг! Если начнут стрелять и не попадут сразу – закапывайся в асфальт! Усек?

Хотелось возразить, что асфальта на улице Бривибас давно не осталось, но я промолчал и молча выполнил указания командования. Вышел через открытый шлюз, поднял серую дырявую майку над головой, на дуле «Шмайссера», и пошел к затаившемуся в осаде краулеру. Правда, грозную машину осаждали всего двое человек, но это чрезвычайное обстоятельство уже не играло особой роли.

Они не стреляли. Я стоял перед овальной дверью транспортера на расстоянии метров пяти, всей шкурой чувствуя, как меня изнутри рассматривают несколько пар устало-любопытных глаз.

Скрипнули петли.

Дастин несколько неуклюже спрыгнул на обожженную землю. Выглядит вроде бодренько, только ссадина на правой скуле. Медленно пошел в мою сторону, подмигнул. Когда поравнялся со мной, я развернулся и, не ускоряя шага, направил Дастина к уцелевшей бетонной стене.

– Не спеши, – одними губами втолковывал я. – Не спеши! Сейчас что-то вроде перемирия. Едва они почуют неладное – откроют огонь.

– Ясно. – Дастин мелко кивнул. – Думал, ты уже на Четвертом небе бьешь морду святому Бернару, а вот, оказывается, как дело повернулось…

Взрыв дикой, почти ядерной, мощи грянул, когда мы были в полутора метрах от спасительного бетона. И одновременно, мгновение в мгновение, слух различил короткую пулеметную очередь.

Я и Дастин упали рядом. Рукав моей куртки стал неожиданно теплым – успел-таки схватить пулю или осколок!

Напарник просто лежал рядом, глядя в мутное небо спокойными серыми валлийскими глазами.

В ушах возникла тихая, непрекращающаяся, навязчивая и неостановимая мелодия.

Кончатся снаряды, кончится война,

Возле ограды, в сумерках одна,

Будешь ты стоять у этих стен,

Во мгле стоять,

Стоять и ждать

Меня, Лили Марлен,

Меня, Лили Марлен.

Дастина уже не будет ждать его Лили Марлен.

Когда-то давно, в другой реальности, в ином мире, я хотел учиться на врача. Я работал в госпиталях и в службе спасения. Я неплохо изучил, как выглядит смерть и как жизнь.

Дастин был мертв.

* * *

Трое негритят в зверинце оказались, одного задрал медведь – и вдвоем они остались…

* * *

Я сидел, привалившись спиной к бугристому теплому бетону, смотрел сквозь наплывшую на глаза пелену на мерклые облака, в которых растворялся огненный шар, и слушал хриплый женский голос, прилетавший ниоткуда.

Кто из вас имея одну овцу, если она в субботу упадет в яму, не возьмет ее и не вытащит? Сколько же лучше человек овцы!

Иисус Христос, 32–33 г. н. э. (Матфей, 11–12)

Eсли верить наручному хронометру, я сидел рядом с Вратами уже не меньше трех часов.

Я не могу точно описать это место, однако уверен: оно существует, здесь красиво, а главное – спокойно.

Лес, сосновый. Вереск, валуны, солнце постоянно висит в одной точке, ближе к закату, отчего стволы деревьев светятся золотом. Масса спелой черники – подходи, зачерпывай горстью прямо на кустике и ешь. Неподалеку озеро с песчаным берегом – хочешь, иди купайся. Вода теплая.

Можно было бы подумать, что водная гладь окрестностей Врат должна непременно украшаться чем-то вроде лебедей или фламинго, однако у здешних декораторов безупречное чувство вкуса: если уж изображаем Карелию или Финляндию, значит, озеру вполне достаточно тривиальных уток, без всякой пошлой экзотики.