— Ключ-толкатель, — сказала Вик. — «Триумф» изготовлял их специально, только для своих мотоциклов. Такой ключ, вроде гаечного. Я работала над мотоциклом, и он был у меня в кармане.

— Где он теперь?

— Не знаю. Он был у меня в руке, когда мне пришлось бежать. Наверно, я все еще держала его, когда прыгнула в озеро.

— Это когда другой тип начал в вас стрелять. Расскажите мне об этом.

Она рассказала.

— Он выстрелил Мэнксу в лицо? — сказала Хаттер.

— Нет, не так. Он отстрелил ему ухо.

— Вик. Я хочу, чтобы вы помогли мне обдумать все это. Этот человек, Чарли Мэнкс, мы согласны, что во время последнего медицинского обследования ему, вероятно, было восемьдесят пять лет. Десять лет он провел в коме. Большинству пациентов, побывавших в коме, требуются месяцы реабилитации, прежде чем они снова смогут ходить. Вы говорите, что порезали его ключом…

— Толкателем.

— А потом в него выстрелили, но все же у него хватило сил уехать.

Вик не могла сказать одного — что Мэнкс был не таким, как другие. Она почувствовала это, когда он взмахнул молотком, по пружинистой силе, опровергавшей его преклонный возраст и изможденный вид. Хаттер настаивала, что Мэнкса вскрывали, что во время вскрытия из него вынимали сердце, и Вик в этом не сомневалась. Для человека, чье сердце вынули и положили обратно, царапина в ухе не так уж страшна.

Вместо этого она сказала:

— Может, это другой парень повел машину. Вы хотите, чтобы я это объяснила? Я не могу. Я могу только рассказать, что случилось. Куда вы клоните? Мэнкс забрал в свою машину моего двенадцатилетнего сына и собирается убить его, чтобы поквитаться со мной, но мы по каким-то причинам обсуждаем пределы вашего фэбээровского воображения. Почему так? — Она посмотрела Хаттер в лицо, в ее мягкие, спокойные глаза, и поняла. — Господи. Вы же не верите ни одному моему слову, верно?

Хаттер немного помедлила, а когда она заговорила, у Вик было такое чувство, что она тщательно выбирает слова:

— Я верю, что ваш мальчик пропал, и верю, что вы пострадали. Я верю, что сейчас вы все равно что в аду. Что касается остального, то я стараюсь не зашориваться. Надеюсь, вы найдете это качество полезным и будете со мной сотрудничать. Мы обе хотим одного и того же. Мы хотим, чтобы ваш мальчик вернулся живым. Если бы я думала, что это поможет, я сейчас разъезжала бы в его поисках. Но я разыскиваю плохих парней по-другому. Я разыскиваю их, собирая информацию и определяя, что полезно, а что нет. По сути, это не так уж отличается от ваших книжек. От историй «ПоискоВика».

— Вы их знаете? Неужели вы так молоды?

Хаттер слегка улыбнулась.

— Не так уж молода. Это есть в вашем досье. Кроме того, инструктор в Квантико использует в своих лекциях картинки из «ПоискоВика», чтобы показать нам, как трудно выбрать существенные детали в беспорядочной визуальной информации.

— Что еще есть в моем досье?

Улыбка Хаттер слегка дрогнула, но взгляд не изменился.

— Что вы были признаны виновной в поджоге в Колорадо в 2009 году. Что вы провели месяц в Колорадской психиатрической больнице, где у вас диагностировали тяжелую психосоматическую дезадаптацию и шизофрению. Вы принимаете нейролептики, и у вас есть история алкогольной…

— Господи. Вы думаете, я галлюцинировала, что меня били смертным боем? — сказала Вик, чувствуя, как сжимается желудок. — Думаете, я галлюцинировала, что в меня стреляли?

— Нам еще предстоит подтвердить, что стрельба имела место.

Вик оттолкнула свой стул.

— Он палил в меня. Выпустил шесть пуль. Опустошил всю обойму.

Она задумалась. Все время она находилась спиной к озеру. Возможно, все пули, даже та, что прошла через ухо Мэнкса, оказались в воде.

— Пули мы все еще ищем.

— А мои синяки? — сказала Вик.

— Я не сомневаюсь, что кто-то вас избил, — сказала агент ФБР. — Думаю, в этом никто не сомневается.

В этом заявлении было что-то такое — некий опасный намек, — чего Вик не могла понять. Кто бы стал избивать ее, если не Мэнкс? Но Вик слишком устала, слишком утомилась эмоционально, чтобы пытаться разобраться в этом. У нее не было сил уяснять себе все то, о чем Хаттер умалчивала.

Вик снова посмотрела на ламинированный значок Хаттер. ПСИХОЛОГ.

— Подождите. Минутку, черт… Вы же не детектив! Вы врач.

— Почему бы нам не посмотреть на кое-какие фотографии? — сказала Хаттер.

— Нет, — сказала Вик. — Это пустая трата времени. Мне не нужно смотреть на полицейские снимки. Говорю же вам. На одном из них был противогаз. А другой был Чарли Мэнкс. Как выглядит Чарли Мэнкс, я знаю. Господи, какого черта я говорю с врачом? Я хочу говорить с детективом.

— Я не просила вас смотреть на фотографии преступников, — сказала Хаттер. — Я хотела попросить вас посмотреть на фотографии молотков.

Услышать такое было настолько неожиданно и ошеломляюще, что Вик так и села с открытым ртом, не в силах издать ни звука.

Прежде чем хоть что-то пришло к ней на ум, в другой комнате начался переполох. Раздался голос Читры, подрагивающий и ворчливый, что-то сказал Долтри, а потом вступил третий голос, эмоциональный, с выговором Среднего Запада. Вик сразу узнала этот третий голос, но не могла понять, что его обладатель делал в ее доме, когда должен был быть в самолете, если еще не в Денвере. От непонимания у нее замедлилась реакция, так что она еще не успела встать со стула, когда Лу вошел в кухню, таща за собой эскорт полицейских.

Он едва походил сам на себя. Кожа у него была пепельной, глаза таращились на большом круглом лице. Он, казалось, потерял десять фунтов с тех пор, как Вик видела его в последний раз, двумя днями ранее. Она встала и потянулась к нему, и он в тот же миг заключил ее в объятия.

— Что же мы будем делать? — спросил у нее Лу. — Что, черт возьми, нам теперь делать, Вик?

* * *

Когда они уселись обратно за стол, Вик взяла Лу за руку — самое естественное движение в мире. Она удивилась, почувствовав жар в его толстых пальцах, и снова посмотрела на его изможденное, лоснящееся от пота лицо. Она признала, что он выглядит серьезно больным, но списала это на испуг.

Теперь на кухне их было пятеро. Лу, Вик и Хаттер сидели за столом. Долтри оперся на разделочный стол, зажимая платком свой алкоголический нос. Сотрудница Читра стояла в дверном проеме, предварительно по приказу Хаттер вытолкав из кухни остальных копов.

— Вы Луи Кармоди, — сказала Хаттер. Она говорила, как режиссер школьного театра, давая Лу знать, кого он будет играть в весеннем представлении. — Вы отец.

— Виновен, — сказал Лу.

— Скажите еще раз? — попросила Хаттер.