хотел понять: чем руководствовался КС, принимая это решение. Оказалось, что идею выдвинул, а затем протолкнул через суд сам председатель КС. Через несколько дней я встретился с Гагиком Арутюняном – с ним у нас всегда были хорошие отношения: мы часто общались, даже на охоту иногда вместе ходили. Я по-дружески попросил у него объяснений – мне хотелось понять его мотивацию.

Вотум доверия президенту – инструмент преодоления внутриполитического кризиса в стране. Это политический процесс, и его может инициировать сам президент или парламент, если между ними возникли непреодолимые разногласия. КС к нему не мог иметь никакого отношения.

– Ты видишь признаки такого кризиса в Армении? Зачем ты заложил проблему на год вперед?

Арутюнян не смог внятно обосновать свое решение. Вместо аргументов он весь разговор повторял одну и ту же фразу: «Это же просто рекомендация, эту рекомендацию можно выполнять, а можно не выполнять, это просто предложение Конституционного суда». Больше я от него ни слова не добился. Зачем Гагик пошел на этот шаг, не знаю до сих пор. Возможно, ему хотелось подчеркнуть свою значимость – продемонстрировать, что КС не просто судебный орган, который что-то анализирует и принимает решения, но он еще и способен инициировать политические процессы. А может, председатель КС захотел понравиться оппозиции: вроде бы подтвердили результаты выборов, но вроде бы и не совсем. В любом случае хорошую ложку дегтя он, конечно, к выборам добавил. Это решение прямо повлияло на наши отношения: после истории с референдумом мое общение с Арутюняном стало чисто формальным.

Ровно через год оппозиция потребовала проведения референдума, ссылаясь на решение Конституционного суда, притом что сам КС в комментариях подчеркнул: это лишь рекомендация. Я же с самого начала заявил, что подобное решение выходит за рамки полномочий Конституционного суда и никакого референдума не будет. В ответ оппозиция вывела своих сторонников на улицы. Сначала это были мирные акции. Но 12 апреля, после очередного митинга на площади, демонстранты двинулись к президентскому дворцу с намерением «решить вопрос». Они заблокировали проспект Баграмяна, а это очень важная транспортная магистраль Еревана с напряженным трафиком. Правоохранительные органы попытались вести переговоры с митингующими, требуя освободить проезжую часть: «Хотите митинговать – пожалуйста, митингуйте сколько угодно: есть площадь Свободы, где традиционно проводятся все митинги, идите туда – и вам никто мешать не будет». Но они категорически отказывались. Их предупредили еще раз: «Мы можем применить силу. Освободите улицу! Там президентский дворец, прямо напротив него – парламент, чуть ниже – посольство Соединенных Штатов. Вы блокируете работу государственных органов. Переместитесь на площадь Свободы!»

Я всегда спокойно относился к критике со стороны оппозиции, более того, считал ее крайне важной для мобилизации правительства на напряженную работу. Хотелось, конечно, чтобы критика была конструктивной, но в любом случае я принимал ее как неотъемлемую часть политической конкуренции. Однако перекрытие улиц для выполнения странной рекомендации КС посчитал явным перебором. Оставить все как есть значило бы смириться с незаконными акциями и поощрить их применение в будущем. А вдруг они еще поставят палатки и при комфортной апрельской погоде просидят на проезжей части недели две?

Действия оппозиции были несанкционированными, и, поскольку никакие уговоры и предупреждения не подействовали, впервые за шесть лет моего президентства полиция применила силу. Использовались дубинки, шумовые гранаты и электрошокеры – то, что есть на вооружении у полиции. Операция проходила под вечер и заняла минут пятнадцать. Проспект открыли, демонстранты разбежались, при этом организаторы митинга продемонстрировали хорошую физическую форму. Никто не пострадал. Гегамян потом говорил, что от электрошока у него вылечился ревматизм, – наверное, шутил. Про референдум все сразу забыли. Этим вся история и закончилась.

Коалиционное правительство

25 мая, почти сразу после президентских, состоялись очередные выборы в парламент. Я в них не вовлекался, но внимательно наблюдал, чтобы все прошло без эксцессов. Какая из дружественных мне партий победит и с какими процентами – это меня не волновало: главное, чтобы они прошли в парламент и смогли вести совместную работу.

Между ними развернулась нешуточная конкуренция за голоса избирателей. Мне было важно, чтобы эти партии в ходе предвыборных баталий не испортили отношений друг с другом. Опросы показывали, что ни одна из них не наберет квалифицированного большинства голосов, а значит, мне предстоит формирование коалиции. Конфликт между партиями сильно усложнил бы мою задачу.

Выборы прошли довольно спокойно. Парламентские выборы у нас всегда проходили спокойнее президентских. Считалось, что реальная власть сосредоточена в президентском дворце, и борьба за него шла гораздо острее. По итогам выборов партии, с которыми я активно сотрудничал, набрали достаточное количество голосов для формирования устойчивого парламентского большинства. Из оппозиции в парламент прошли блок «Справедливость», объединивший несколько партий во главе со Степаном Демирчяном, и «Национальное единение» Гегамяна. Сюрпризом стал успех относительно молодой партии «Оринац Еркир», обошедшей на выборах дашнаков. Требовалось сразу же создать коалицию в парламенте и сформировать правительство, отражающее расклад политических сил. Я стал инициатором этого процесса. Вскоре мы организовали первую в Армении коалицию между РПА, ОЕК и «Дашнакцутюн» и сформировали коалиционное правительство.

В предыдущие годы я привлекал для совместной работы людей из различных партий, но мы не оформляли это коалиционным соглашением – просто министры, входящие в правительство, имели разную партийную принадлежность. Теперь же, после переговоров между собой, 11 июля партии-участницы подписали Меморандум о создании парламентской коалиции, который очерчивал параметры взаимодействия и общие принципы совместной работы. В качестве приоритетов коалиции в совместном документе значились: конституционная реформа, политическая реформа – в частности, совершенствование выборной системы с целью повышения роли партий, углубление демократизации, реализация экономической политики, подчеркнуто ориентированной на социальные нужды, антимонопольная политика и гарантия свободной конкуренции в экономике, борьба с коррупцией и теневой экономикой.

Премьером остался Андраник Маргарян – руководитель Республиканской партии, имевшей самую большую фракцию в парламенте. Председателем Национального собрания (парламента) стал Артур Багдасарян, чья партия оказалась второй по итогам выборов. Портфели министров и их заместителей распределились между тремя коалиционными партиями, причем если министр входил, например, в РПА, то его заместителем, как правило, становился представитель другой партии.

В таком распределении портфелей я видел много положительного. Людям из разных партий, конкурирующих между собой, приходилось общаться друг с другом, обсуждать вопросы и находить решения. Поиск компромиссов становился необходимостью, вырабатывалась новая культура межпартийного взаимодействия. К тому же у каждой партии формировалось более полное представление об общей картине в стране, и, наконец, это обеспечивало бóльшую прозрачность в работе министерств и ведомств. Должности закреплялись за партиями, а не за людьми. Работа каждого оценивалась по результату, и если он оказывался неудовлетворительным, то партии либо сами отзывали своего ставленника, либо это делалось по моей инициативе.