Пока ехали, князья о чем-то неторопливо переговаривались и, лишь спешившись и пройдя в хоромы, приступили к делу.

– Ты разбил армию моего брата Ягайло и пленил Сигизмунда, – рассевшись за столом, начал князь Гродненский.

– А ты не пленял ли посягающих на твои земли братьев Ягайло?

– Нас объединяет одна кровь.

– Нас с тобой – тоже.

Витовт, задумавшись, замолчал. Впрочем, ненадолго. Подняв взгляд, он твердо посмотрел на хозяина крепости.

– Нас с тобой объединяет общая клятва да родственные связи наших предков, однако твое слово много надежней, чем тех, кто зовут себя Гедиминовичами, – неторопливо начал гость. – Ягайло уж не один раз обманывал и меня, и моего отца… На его руках кровь того, кто дал жизнь мне; моя кровь. На его душе – грех клятвоотступничества и анафема самого Патриарха Вселенского. Почему так? – он буквально впился взглядом в собеседника.

– Святой долг великого правителя – за благополучие надела своего радеть, – негромко отвечал Дмитрий Иванович. Затем, прикрыв глаза, продолжил: – За надел радеть, но не тело бренное тешить да душу бессмертную грехами губить. Сам Богу душу отдашь, но детям что оставишь? Я, отринув гордыню и страх, наделы в княжество единое объединяю. А кому и почет милее. Кому королем зваться страсть как желанно. Как? Да любой ценой! Пусть бы и в подарок получив.

– Такие титулы не дарятся, – подняв глаза, резко отвечал литовский князь. – Такие титулы завоевываются доблестью и отвагой!

– Доблесть и отвага, – задумчиво повторил Дмитрий Иванович. – Доблесть и отвага. А скажи мне: разве им можно идти на пару со страхом? Доблесть и отвага, за которые ты сейчас держишь слово? Ягайло засомневался в правильности родства с Великим князем Московским. Так ведь и Господь Бог запретил сомневаться, напутствуя: верьте мне, ибо посеявший сомнение пожнет страх. Сегодня он выбирает между мной и Ядвигой, завтра, пустив в душу сомнения, – между тобой и, скажем, Свидригайло, – медленно, с нажимом продолжал Великий князь Московский. – Лишь доблестные и отважные ценят то, о чем говоришь ты. Прочие – верность и покорность. В том лишь и незадача, что милее тебе.

– Я выполнил свое обещание, – сменил тему Витовт. – Моя дочь Софья со всем двором – со мной. Она едет в Москву. – Донской в знак согласия легко кивнул. – Я перехватил тайного гонца и покарал одного из клятвоотступников, – резко оскалился литовец. – Корибут со мной; его люди не захотели видеть во главе своего войска того, кого отверг Вселенский Патриарх! Его судьба – в твоих руках.

– Бог велел прощать, – негромко отвечал Донской. – И мне, и тебе, и всем остальным.

– Предавшему раз – веры нет!

– То пятно на его душе, ему его и смывать. А ты – не замай. И я не буду.

– Ты предлагаешь его отпустить?

– Пусть его судьбу решит тот, кто предал анафеме, – совсем тихо отвечал князь.

– Отправить в Царьград? Не проще ли убить здесь!

– Наполни сердце любовью. В конце концов он – твой родственник и сын божий. А Бог прощать велел. Так зачем ты желаешь ему худа?

– Я желаю избавить его от тягот похода в Царьград.

– Вселенский Патриарх со всем своим двором – в Москве.

– Что? – одновременно вырвалось и у Витовта, и у Булыцкого.

– А то, что Царьград не столица православия боле. Москве теперь свет тот в мир нести. А раз так, то и с меня и с тебя, Великий князь Литовский, – он в упор посмотрел на собеседника, – спрос втройне. Нам с тобой теперь своим примером других поучать. А разве годится православным христианам путь свой с крови пролитой начинать? Разве не вернее заветам Господа нашего следовать?

– В твоих словах – великая мудрость… Великий князь, – Витовт замолчал, не решаясь выговорить последние слова.

– Дети – продолжение рода. Рода, нами с тобой положенного. Рода – правителей! Тех, кто Русь Великую к процветанию после нас поведет! Мы же вдвоем – лишь грешники окаянные, дело которых первые шаги сделать да земель объединение начать. Тяжела ноша, да только и нам двоим по силам.

– Твои слова слишком хороши, чтобы быть правдой.

– Почему? Ты же и говаривал: Московское княжество юно, да слава о нем уже гремит.

– Ты говоришь так потому, что перед тобой теперь еще больше врагов. Думаешь, поляки смирятся с тем, что ты лишил их земель Великого княжества Литовского? Ягайло отдал свою армию польской шляхте в обмен на корону. Думаешь, они не попытаются получить то, что, по их разумению, принадлежит им?

– Я говорю так, потому что знаю, каково это: собирать княжество по крупицам. Я не желаю усобиц…

– А Ягайло?

– У границ его земель – тевтоны. Он украл армию, но лишился твоей поддержки. Как ты думаешь, орден воспользуется такой возможностью или нет?

– Ты говоришь, оставить гордыню ради грядущего?

– Я говорю: обиды забыть ради внуков, коим зваться – Великими князьями всея Руси. Вот только Русь та будет и там, где нынче княжества независимые, и там, где Орда, и там, где орден тевтонский и, даст Бог, где Царьграда слава увядает. И начало всему этому – нам с тобой на пару творить.

– Твои посулы подобно меду. Хороши, да слишком сладки.

– А разве сладки усобицы и войны? Или ты думаешь, что Тимур так просто отдаст Орду? Или ты думаешь, что нам, движимым своими целями, не придется схлестнуться с ордами татар да клиньями тевтонов?

– Может, ты боишься, что Тимур пойдет на твое княжество?

– Тимура манят другие земли. Тамерлана прогневать чтобы, надо от его владений отхватить порядочно. Только нам вдвоем на такое сподобиться и возможно.

– Я принял решение, – уверенно кивнул Витовт. – А еще я выполнил обещания своего брата и привел с собой литьевых дел мастеров. Обучи их делать орудия.

– Добро, – едва заметно улыбнулся князь. – А теперь дозволь пригласить к столу. Ты проделал нелегкий путь.

– Благодарю тебя, мой могучий родственник, – склонился князь Гродненский.

Кликнув холопов, Дмитрий Иванович повелел накрывать на стол, а пока пригласил Витовта посетить специально растопленную баню.

– Ну, – уже совсем вечером, когда гость удалился, довольно усмехнулся Дмитрий Иванович, глядя на пораженного Булыцкого, – спрашивай чего хотел.

– То есть как все это? В Троицком монастыре да в Москве строительства?.. Не для университета все то? Это что же, университета не будет?

– Да будет твой университет, будет. Эвон в монастыре Троицком и будет.

Булыцкий озадаченно посмотрел на князя, а потом спросил, уже понимая, что его как-то в чем-то, но в очередной раз обманули:

– А в Москве терем тогда?..

– Для Патриарха тот терем-то, вестимо. Вон, отгрохали! Чуть ли не краше, чем княжий. Зря, что ли, Киприана в Царьград отправляли? – глядя на ничего не понимающего Николу, охотно пояснил князь. – Поверил Патриарх словам владыки да в знак согласия в усобице с Ягайло анафемой подсобил. Не она как бы, так и Бог знает, как бы оно там вывернулось. Ой и рожа у тебя потешная стала, Никола… – довольно расхохотался Дмитрий Иванович. А потом посерьезнел и добавил: – Нам теперь иного выхода и не будет, кроме как на Орду идти. Владыка теперь не один в усердии своем власть ордынскую с княжества Московского стряхнуть, да и тебе, коль люди верные не брешут, союз предлагал.