Взыскивались эти суммы с полной беспощадностью настоящего завоевания. В Тарсе община обратила в монету драгоценности и сбережения в своих храмах и выпуталась только тем, что продала в рабство часть своих граждан. Но финансовый погром приводил также к военным экзекуциям над независимыми общинами и владетелями вопреки всем союзным договорам, какие существовали между мелкими государствами и Римом. С каппадокийского царька Ариобарзана нечего было больше взять после того, как доходы с его владений ушли на уплату по требованиям римских негоциаторов. Но Кассий казнил самого владетельного князя за то, что он пытался остаться нейтральным в столкновении римских партий, и поместил в его дворце и в домах частных лиц римский гарнизон. Еще более пострадали свободные города Ликии, а особенно купеческая республика Родоса, не согласившаяся дать добровольную ссуду на ведение войны против триумвиров. Римляне вступали на территории свободных общин, брали приступом города и ломали стены их. При взятии столицы Родоса Кассий, правда, запретил солдатам грабить город, но лишь для того, чтобы тем полнее провести самому общую конфискацию. Лица, стоявшие во главе управления, были частью казнены, частью высланы. Вся государственная казна, сбережения и доходы храмов, имущества опальных составили добычу в размере 8500 талантов. После этой катастрофы Родос уже не мог оправиться; республика сохранила номинально титул свободной общины, но фактически она уже не много значила.

После поражения республиканцев при Филлипи наступила очередь триумвиров. Антоний обязался добыть на Востоке средства для покрытия денежных выдач, обещанных ветеранам. Снова римляне обложили области и общины Азии контрибуциями, которые равнялись по размеру суммам, только что заплаченным Бруту и Кассию; их противники также требовали взносов за 10 лет вперед. Однако они уже сознавали затруднения: ввиду этого они согласились скинуть одну десятую и продолжили самый срок уплаты на два года. Вся сумма, которую собрали с азиатских городов и князей, равнялась 200 000 талантов (300 млн. сер.). Потом в течение 10 лет Азия должна была заплатить еще две большие контрибуции: одну – вторгшимся в провинцию парфянам, среди которых действовал римский эмигрант Лабиен, сын замечательного сподвижника, а потом непримиримого противника Цезарева; другую – на снаряжение военных сил Антония в последней борьбе его с Октавианом в конце 30-х годов.

Восточные провинции должны были, таким образом, поочередно поддерживать боровшиеся между собою римские партии и соперничавших претендентов: как раз те смуты, среди которых возникал новый политический строй в метрополии, усиленно поглощали провинциальные средства. Совершалось как бы второе завоевание богатых колониальных владений. Для целого ряда земель и общин оно придвигало ближе момент их полного подчинения империи. В этом отношении оно завершало империалистическое направление римской политики, сменившее более старинную консервативную систему союзов и расширявшее все более, ради интересов римского капитала, круг непосредственных владений империи.

На примере Галатии видна связь между финансовым истощением страны и гибелью ее самостоятельности. При Цезаре владетель галатский, царек Дейотар, лишился части владений. По смерти диктатора он пытался вернуть потерянное, и с этой целью передал Фульвии, жене триумвира Антония, сумму в 10 миллионов сестерциев. Без сомнения, он должен был попасть в руки римских кредиторов и открыть им пути к доходам своей земли. Вскоре после присоединения Востока, составлявшего в течение 10 лет круг господства Антония, Октавиан уничтожил самостоятельное галатское царство и обратил его в провинцию.

Война 32–31 гг. между триумвирами Октавианом и Антонием (Лепид еще раньше был устранен Октавианом из союза властителей) была новым торжеством империализма. Антоний после поражения республиканцев при Филиппи захватил в сферу своего владения Восток и восточные предприятия, особенно войну с парфянами. Он очень скоро утвердился в Египте при дворце Клеопатры. При этом Антоний не только повторил романтическую историю своего учителя, Цезаря. Птолемеево царство, до которого римляне добирались уже в течение полувека, составило настоящую финансовую и военную опору его государства. На египетские средства Антоний снарядил поход на парфян, а потом экспедицию против Октавиана в момент их решительного столкновения; в его флоте в 31 г. в битве при Акции египетские корабли составляли лучшую часть. Но, достигнув той цели, которая занимала многих римлян, Помпея, Красса, Цезаря, Габиния, Рабирия, Антоний оторвался от метрополии, почти превратился сам в египетского царя: во всяком случае, детям Клеопатры он начал отписывать римские провинции, между прочим, важную Сирию. Вместо присоединения Египта к империи, стоявшего в программе внешней политики Рима с 80-х годов, произошло раздробление империи в интересах Египта.

Египтомания чуть не погубила в свое время Цезаря. Она стоила потери власти и жизни Антонию. Октавиан не мог найти лучшего мотива для объявления Антонию патриотической войны во имя восстановления целости империи.

Столкновение между властителями в 32 г. осложнилось внутренним конфликтом в Риме. Все, кто были в оппозиции Октавиану, объявили себя за Антония. При этом очень любопытна выставленная оппозицией политическая вывеска. Антонианец консул Созий предложил 1 января 32 г. в сенате: 1) вознаградить Антония за ущерб, который он потерпел при захвате Октавианом доли Лепида, и 2) восстановить республику. Последний лозунг мы видим по очереди на знамени обеих партий. В 36 г. Октавиан выставил его в качестве успокоительного средства для населения Италии и обещал подействовать в смысле уничтожения чрезвычайной власти триумвиров на Антония. Теперь, наперекор ему самому, противники грозили проектом восстановления республики. Реальный смысл этого призыва мы уже видели. Он означал целый ряд уступок метрополии, задавленной и измученной господством военного элемента. Властители наперерыв старались уверить Италию в своей готовности повернуть на этот путь уступок. Своей «республиканской» программой антонианцы доставили Октавиану большие затруднения. Но Антоний в свою очередь испортил их работу, настояв на неразлучности своей с Клеопатрой, в пользу которой совершалось раздробление империи.

После победы при Акции в 31 г. Октавиан получил возможность доставить римскому империализму и ту крупнейшую добычу, которой он так давно добивался – государство Птолемеев в Нильской долине. Присоединенный в 30 г. Египет образовал важнейшую опору новой императорской династии.

Отношения элементов империалистических и староконституционных в римском государстве представляли довольно сложную и спутанную сеть. Самый факт роста внешних владений и усиление империи вызвали крупные столкновения и смуты в метрополии; эти смуты, эта борьба римских партий еще усиливали развитие империализма. В то же время поднялась крупная реакция, которая ограничила притязания римских претендентов, выступавших в качестве военных начальников и колониальных владетелей; дерзкая диктатура Цезаря в орнаментовке восточно-греческих деспотий должна была смириться до гибкого и уклончивого, одетого в фикцию старинной римской республиканской конституции, принципата Октавиана-Августа.

В этих результатах отразилось воздействие общественного строя Рима и Италии. Но общество, которое определило формы политических отношений, изменилось в своем характере и настроении под влиянием самой борьбы. Если в столкновениях резко выражается защита известных интересов и принципов, то несомненно, что в них также разрушается значительная доля этих интересов и принципов. Борьба выбрасывает, уничтожает, стирает как раз самые энергичные и независимые элементы общества; людям следующего подрастающего поколения становятся малопонятны те задачи и требования, которые ставили их отцы и предшественники.