Как далека она от той Гвинофар, что сидела в тронном зале бок о бок с Дантеном! Теперь из-за наполнившего дворец смрада ей невыносимо находиться внутри. Она приходила сюда несколько раз на дню, просто чтобы глотнуть свежего воздуха, не задохнуться от миазмов, источаемых Костасом. Дантену она ничего не могла объяснить. Он заклеймил бы ее сумасшедшей – или ведьмой, хуже того, – и это вбило бы между ними еще один клин.

Она тяжело поднялась с земли, стряхнула сухие иглы с траурного платья. Не кликнуть ли служанку, чтобы та выбрала хвою из волос? Но Мериан и так с ума сходит от тревоги за свою госпожу – уж лучше расчесать волосы самой, пока верная наперсница ее не увидела.

Как только Гвинофар перекинула золотую косу через плечо, позади нее хрустнула ветка. В том углу голубые сосны росли так густо, что солнечный свет едва проникал сквозь плотные кроны. Кто мог прийти сюда, не объявив о себе, и зачем?

Испуганно поискав глазами, чем бы защититься, Гвинофар подобрала с земли толстый сук. Что толку в этом оружии? Много лет минуло с тех пор, как она и Рес, вооружившись палками, играли в Хранителей, побивающих последних защитников демонской крепости. Но с веткой в руке она хотя бы не будет казаться такой беззащитной.

Из гущи сосен вышла фигура. Тонкая бледная рука откинула капюшон, открыла лицо.

У Гвинофар ослабли колени, палица выпала из руки.

– Андован…

Ей казалось, что перед ней стоит призрак: бледный, изможденный, с ввалившимися щеками, куда худее, чем Андован был при жизни. Она протянула руку, коснулась его щеки. Кожа, сухая и туго натянутая, тем не менее ответила ей теплом. Он был жив.

– Андован… – Больше она ничего не могла вымолвить. В этом единственном слове смешались счастье и боль. Он молча обнял ее, прижал к себе. Объятие – крепкое, несмотря на изнурившую сына болезнь, – согрело как плоть ее, так и душу.

Слезы полились из глаз Гвинофар – слезы радости, страха, изнеможения. Она оплакивала смерть Андована, свой траур и все, что за этим последовало. Оплакивала все ночи, когда молилась богам и, как думалось ей, не получала ответа. Оплакивала мерзости, которые заставлял ее терпеть Костас, и молчание, с которым она их терпела. Оплакивала свой королевский сан, из-за которого не могла плакать открыто.

Излив все свое горе, она отстранилась и вытерла глаза, позволив сыну сделать то же самое, если нужно. Мужчины в отличие от женщин стесняются своих слез. В его глазах она видела голубизну северных рек – они бывают такими, когда сходит лед по весне.

– Так ты не умер, – прошептала она.

– Нет. – Его улыбка, такая нежная, разрывала ей сердце. – Пока, во всяком случае.

– Дантен знает?

– Нет еще. – Губы Андована сжались в твердую линию.

– Тогда как же… как ты прошел сюда? Стража должна была тебя видеть.

– Воспользовался подземным ходом, как бывало в детстве. Помнишь, как вы с отцом искали меня повсюду? Я знал все ходы: коридоры для слуг, пустоты в стенах, туннели, проложенные на случай осады… – Да, она помнила те времена и маленького принца, убегавшего в лес с уроков. Ах, как больно сердцу от этих воспоминаний! – Ну так вот, все они остались на месте, разве что стали немного поуже. Никто меня здесь не видел, кроме тебя.

– Твоя смерть была мнимой. – Слова застревали у нее в горле. – Зачем ты это сделал? Зачем, Андован?

По его лицу пробежала тень, и он отвернулся, избегая смотреть ей в глаза.

– Я не хотел умирать в постели. Хотел отыскать причину своей болезни, а если бы не нашел, то умер бы в дороге, сражаясь с судьбой, а не спеленутый в одеяла, точно младенец.

Королева закрыла глаза, собираясь с мыслями.

– Но записка, которую ты оставил…

– Я написал ее собственной рукой, и каждое слово в ней было искренним.

– Но тело…

– Тело, само собой, было чужое, хотя и походило на мое.

– Рамирус сказал, что оно твое, что он проверил это с помощью магии. Он тоже был посвящен?

– Нет. Он ничего не знал.

– И не помогал тебе?

– Как я мог обратиться к нему с такой просьбой? Он служил прежде всего отцу, а не мне, и не стал бы лгать Дантену ради меня.

– Кто же тогда? – В глазах Гвинофар забрезжило понимание. В ту пору здесь собралось столько магистров, что можно было устроить хоть тысячу мнимых смертей. – Который из них?

Принц медлил с ответом.

– Скажи, Андован.

– Это Коливар.

– Аншасиец? – ахнула королева.

– Я знаю, что ты хочешь сказать. Он, мол, служит врагу нашего дома. Но в этом случае наши с ним цели совпали. Магистры думают, что на меня кто-то навел порчу, и хотят выяснить кто. Коливар сказал, что с помощью чар я сумею найти эту женщину. Только мне-одному это по силам. Но я знал, что отец ни за что меня не отпустит, а Рамирус не станет мне помогать, и поэтому сделал… то, что сделал.

Коливар. Ну конечно. Теперь, когда этот кусочек головоломки лег на место, все остальные сложились в стройную картину. Иноземный магистр прочел ее сына словно книгу, искусными речами довел Андована, и без того уже павшего духом, до полного отчаяния… и вот мальчик, послушавшись сердца, а не рассудка, поверил наущениям отцовского недруга, не думая, куда это может его завести.

«Сын мой, любимый мой глупый сынок… ты был силен и чист сердцем, но в политике ничего не смыслил – и смотри, чего это стоило нам».

Уж конечно, Рамирус не стал бы устраивать ему побег из дворца, а разыгрывать спектакль с его смертью – тем более. Рамирус понял бы, какую сумятицу вызовет в их семье утрата сына. Быть может, он даже предвидел, что за этим последует: ярость Дантена, собственное изгнание, Костас, коршуном упавший на сраженное горем королевство. Смерть Андована положила начало всем ужасам, которые обрушились на дом Аурелиев, а причиной этой мнимой смерти был Коливар. Мастерская работа даже для магистра.

«При твоем посредничестве он, как ядовитый змей, впрыснул яд в самое сердце государства, подвластного твоему отцу».

Она не хотела показывать этих мыслей сыну. Хотела, чтобы он видел на ее лице только любовь и заботу. Если он поймет, какую ошибку совершил, его замучает совесть. Она замкнет эту тайну в себе, не делясь ею ни с кем.

«А тебе, Коливар, я отомщу. Не знаю как, не знаю когда, но клянусь Гневом Богов, ты поплатишься за то, что сделал с нашей семьей».

– Матушка, – мягко сказал Андован, – я не просто так вернулся сюда, рискуя навлечь на себя гнев отца. Есть причина.

Она вытерла повлажневшие вновь глаза, и по спине отчего-то пробежал холод.

– Какая причина?

– Демоны с севера. Те, кого зовут пожирателями душ. Они вернулись.