Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты что, Пола?
— Нет, ничего. Ты, вероятно, прав. Теперь дальше. — Открыв глаза, Пола уперлась взглядом в размазанное сине-золотое пятно Бронзино. — Ричард, если б ты вернулся ко мне — если бы… У тебя снова появлялись бы время от времени другие женщины?
— Возможно, — сухо сказал Ричард после короткого молчания.
— Я так и думала…
— Прошу тебя, Пола… Трудно сказать. В данный момент у меня такое чувство… Черт, мало ли, — ну, чувство, и что? Я не знаю. Если все пойдет по-старому, я допускаю, что когда-то и изменю тебе. Поживем — увидим. Объявить тебе, что я, дескать, железно решил, — бессмысленно, сама знаешь.
— Знаю. Что ж, наверное, я смогу это выдержать. Только сделай милость, Ричард, пожалуйста, постарайся мне не врать!
— То есть ты хочешь, чтоб я тебе докладывал каждый раз, как поцелую свою секретаршу?
— Нет. Но я хотела бы знать, спишь ли ты со своей секретаршей.
Ричард вновь ненадолго умолк; по залу как раз успела совершить резвую пробежку стайка школьников. Потом сказал с расстановкой:
— Очень нелегко, Пола, давать заранее такие обещания. Вернее, давать-то их как раз легко. Труднее с уверенностью предсказать, устоишь ли перед соблазном урвать на скорую руку малую долю ни к чему не обязывающего удовольствия.
Пола, не отрываясь, глядела на фарфороволикую Фальшь, на ее ладони не с той руки, ее чешуйчатый хвост. Здесь ли тот камень преткновения, когда все рушится, с грохотом разлетаясь в стороны обломками масок, мятыми розовыми лепестками, окровавленными перьями? Но, глядя уже проясненным взором, чувствовала, как, сметая прочь любые сомнения, в ней крепнет воля к тому, чтобы вернуть Ричарда обратно.
— Ладно. И все-таки ложь имеет свойство омрачать и портить.
— Известное дело. Постараюсь сводить ее к минимуму.
Эта типичная для него четкость и даже это стремление в самую решающую минуту оставить крошечную лазейку для Венеры, Купидона и Прихоти отозвались в Поле приливом такой любви, что ей стоило труда держать себя в руках.
— Вот только близнецы, Пола…
— А что близнецы?
— Они не настроены против меня?
— Нет, что ты, родной! Они сохранили любовь к тебе нетронутой, я точно знаю!
От нечаянного ласкательного словечка, от образа детей у Полы защипало в глазах. Она отвернулась, смаргивая слезы, и первый раз за все время подумала, нравится ли ему еще.
— Ох, слава тебе Господи! И когда же их можно… Постой, так мы что, — решили?
Пола вновь повернулась к нему, уже не заботясь о том, что он увидит ее слезы.
— Ричард, подумай, спроси себя, — ты действительно этого хочешь?
— Пола, да ты… Да, Пола, да и еще раз да! Пожалуйста, дай мне руку…
Пола придвинулась к нему. Их руки встретились, их колени соприкоснулись. Обоих била дрожь.
— Ой, Ричард, только не здесь… Вдруг кто-нибудь…
— Нет, здесь.
Американцы, которые вернулись назад в надежде без помех наглядеться на Бронзино, торопливо отступили прочь.
— Пола, я снова влюбляюсь в тебя, отчаянно, без памяти…
— А я тебя и не переставала любить, ни на секундочку.
— Слушай, пошли домой, — прямо сейчас, ты не против? Я хочу поцеловать тебя как следует, хочу…
Они вскочили на ноги. Ричард воровато оглянулся на спину смотрителя и подошел к Бронзино. С наслаждением провел рукой по полотну, лаская пальцами замершие в легком касании уста Венеры и Купидона. Потом схватил Полу за руку и потянул за собой. Они покинули галерею бегом. Смотритель обернулся и принялся озабоченно пересчитывать картины.
— Не хотите ли выпить? — сказал Дьюкейн.
— Спасибо. Глоточек хереса, пожалуй.
— Камин не мешает? Не слишком жарко для вас?
— Нет, мне как раз нравится. Вы правда чувствуете себя нормально?
— Во всяком случае, гораздо лучше. А как Пирс?
— Пирс в прекрасной форме. Кстати, шлет вам большой привет. Велел обязательно сказать, что большой.
— И ему такой же. Садитесь, прошу вас. Так приятно, что вы зашли!
Мэри Клоудир скинула на пол легкое пальто и неловко села, скованно держа перед собой рюмку хереса, как если бы держала что-то непривычное — револьвер, например. Рука у нее дрогнула, и на белое, в синюю тянутую клетку, платье пролилось несколько капель, слегка замочив ей бедро. Она с любопытством огляделась. Красивая комната, обставленная со сдержанным благородством, полная — на вкус Мэри, даже слишком — неярких, но примечательных безделушек. Они лежали на полированных поверхностях, похожие больше на игрушки, чем на детали интерьера. Мэри взглянула в залитое солнцем окно на невысокие ухоженные дома напротив, со свежеокрашенными парадными дверьми и чугунными ящиками для цветов, и у нее упало сердце. Как мало я о нем знаю, подумалось ей.
— Как чудесно все получилось у Ричарда с Полой, разве нет? — сказала она.
— Великолепно.
— Я страшно рада. Они так счастливы, — веселые, совсем как дети. — Она вздохнула. — Но вас это не удивило? Я представления не имела, что у них такое на уме. Пола ужасно скрытный человек.
— М-мм. Несколько неожиданно, это правда. Что ж, бывает. Жизнь преподносит порой сюрпризы. И прочее.
Мэри перевела взгляд на Дьюкейна, который топтался, как зверь в загоне, на другом конце комнаты, за креслом с высокой спинкой, на которую в эту минуту оперся, слушая ее. Он был одет, за что рассыпался в извинениях, в черный шелковый, в паутине красных звездочек, халат поверх темно-красной пижамы. Такое облачение придавало ему несколько экстравагантный вид — отчасти что-то испанское, что-то от актера или танцовщика.
— Как было в пещере, Джон? Пирс ничего мне не рассказывает. А воображение все рисует жуткие картины. Мне снятся кошмары по ночам. Вы думали, что погибнете, да?
Дьюкейн тяжелее облокотился о спинку кресла.
— Что вам сказать, Мэри, — проговорил он с расстановкой. — Пожалуй. Пирс не струсил, держался молодцом.
— Не сомневаюсь, что вы тоже. Вы не могли бы рассказать, как это было, описать все с самого начала?
— Не сейчас, Мэри, если можно. Я видел там, в темноте, — прибавил он, — ваше лицо, странным образом. Расскажу вам — со временем.
Его властный тон вселил в нее спокойствие.
— Ну хорошо. Главное — что расскажете. Так вы приняли решение, Джон?
— Какое решение?
— Вы говорили, что должны принять решение относительно другого человека.
— А, да. Это я решил.
— И решение оказалось правильным?