Он был страшен в гневе, и аббатиса, помертвев, замолчала,лишь мелко-мелко крестилась, шепотом поминая царя Давида и всю кротость его.

– Мы с тобой не шутим, ханжа чертова! – загремелокровавленный Каюзак. – Я тебе самолично поджарю пятки на твоей жеповарне! Где девушка? Отвечай живее, а то намотаю твои патлы на кулак и вертетьбуду по всему двору!

И он протянул к ней ручищу, покрытую своей и чужой кровью,бесцеремонно сорвал с головы чепец, вцепился в аккуратную прическу.

– Помилуйте, господа! – вскрикнула аббатиса, небез оснований подозревавшая, что пришел ее смертный час. – Что бы вамсразу сказать, от кого вы прибыли… Все мы тут верные слуги…

– Веди, стерва! – рявкнул Каюзак, прямо-такизабрасывая ее в дверь.

Хныча и причитая, аббатиса резво трусила впереди, показываяим дорогу на второй этаж. По всему зданию послышались испуганные визги и охи,но гвардейцы, не обращая внимания на перепуганных монахинь, взбежали полестнице, устремились по длинному коридору.

В самом конце его вдруг мелькнул, исчезая на поворотом, крайсинего плаща. Дверь, откуда выскочил скрывшийся у них на глазах человек водежде королевского мушкетера, так и осталась распахнутой – и это была та самаядверь, которую описал, чье расположение прилежно указал беглый печатник…

Отшвырнув монахиню, как тряпку, д’Артаньян побежал. За егоспиной грохотал сапожищами Каюзак. Они неслись посреди пропахшей ладаномсолнечной тишины, нарушаемой лишь их собственными шагами и истошными воплямимонахинь где-то в отдалении, и это было, как во сне, когда тело ничего не весити можешь творить, что хочешь, и тяжелое предчувствие отчего-то сжалод’Артаньяну сердце…

…когда рыцарь в смятении выбежал из замка…

Охваченный тревогой, он бежал сломя голову, пересекая полосысолнечного света, падавшие из высоких стрельчатых окон по правую сторонукоридора.

…с ночного неба снегопадом сыпались…

Он сгоряча налетел на распахнутую дверь, пребольно ушибплечо, но не ощутил удара. Влетел внутрь.

…белоснежные лепестки лилий…

– Боже милостивый… – прошептал за его спинойКаюзак.

Д’Артаньян упал на колени рядом с Анной, распростертой нащербатом каменном полу, давно не метенном как следует. Ее золотистые волосыразметались по треснутым плитам, неподвижный взгляд синих глаз был устремлен внеизвестные дали, а прекрасное лицо было белоснежным, как мрамор, покрытымкрохотными алыми точками…

Гасконец издал звериный вопль. Он понимал все, но принятьслучившегося не мог, казалось, стоит зажмуриться, потрясти головой – инаваждение спадет, все переменится…

Но текли минуты, а все оставалось, как прежде. Совсемблизко, за стеной, стучали копыта, вразнобой хлопали выстрелы и кричали люди, аон стоял на коленях, не в силах шелохнуться, с залитым слезами лицом…

Его вырвал из беспамятства голос Каюзака:

– Д’Артаньян, будьте мужчиной! Там идет бой!

Только тогда гасконец вскочил на ноги, одержимый жаждойубийства и разрушения.

– Да-да! – воскликнул он горячечно. – Конечноже, бой! И месть… Это женщины рыдают над мертвыми, а мужчины за них мстят! Как вы,Каюзак?

– Да пустяки, – проговорил слегка побледневший отпотери крови великан. – Больновато, конечно, и голова кружится, но бывалои похуже. Нужно только отдышаться, а то голова чужая…

– Оставайтесь здесь, мы справимся без вас, –быстро сказал д’Артаньян. – Увезите ее отсюда, я не хочу, чтобы онаоставалась в этом поганом месте… Тот городок поблизости, как его, Можерон…Увезите ее туда, пусть эти мошенницы и клятый печатник вам помогут, иначе язапалю это гнездо, а их, клянусь богом, перебью…

Как безумный, он бросился вниз, пробежал по двору, выскочилв ворота и обогнул монастырь с запада, несясь вдоль стены.

Головой в кустах лежал покойник в синем плаще, а неподалекусидел на траве де Вард, прижимая ладонь к левому виску. Меж его пальцамиобильно текла кровь, и Рошфор стоял над ним с носовым платком. Здесь же стоялислуги с испуганно-бравыми физиономиями, сжимая мушкеты, от которых остро тянулотухлой пороховой гарью.

– Этого Планше достал, – сказал Рошфор, кивнув всторону трупа. – Всадники галопом выскочили из незаметной дверцы… Онаускользнула. Черт побери, ускользнула! Хорошо еще, что за все эти годы так и ненаучилась метко стрелять из пистолета, де Варду повезло, ему, как мне когда-то,лишь сорвало кожу, и череп не задет… – Он спохватился: – Д’Артаньян, чтос…

Взглянув в лицо гасконцу, он замолчал и, медленно поднявруку, перекрестился, шепча:

– Господи, на все твоя воля… но почему должно былослучиться именно так?

Планше всхлипнул.

В приливе яростной решимости д’Артаньян вскричал, чувствуя,как высыхают на лице обильные слезы:

– На коней, Рошфор, на коней! Пока мы еще можем что-тосделать!

Всадники уже давным-давно не скакали во весь опор –загнанные кони могли идти лишь рысью, да и то время от времени переходя на шаг.Давным-давно отстали Планше и слуга Рошфора, чьи лошади не выдержали гонки.Позади остались с полдюжины маленьких городков на ведущей в Кале дороге –Мортевиль и Жассе, Вольвер и Нольбье…

Даже теперь д’Артаньян опережал Рошфора на два-три корпуса.Несмотря на многочасовую скачку, он не чувствовал ни тени усталости – сила,гнавшая его вперед и вперед, превозмогла все…

Увы, Констанция их опережала. Лошади д’Артаньяна и Рошфоратоже отдохнули за ночь – но они провели эту ночь в лесу, подкрепившись лишьтравой, а вороной клейменой простоял в уютной конюшне, и утром ему успелизадать овса…

И все же дела их были не безнадежны. Вороной не могпромчаться без остановки до Ла-Манша – а со следа они не сбились. Где бы они нипроезжали, везде им сообщали о всаднике в мушкетерском плаще, очертя головупронесшемся не так давно… совсем недавно… вот-вот… за четверть часика до вашихмилостей… и не пронесшемся уже, а прошедшем рысью… отдохнувшем у этого самогодерева самую чуточку… всадник спрашивал, можно ли купить тут коня… сказать поправде, сударь, он больше походил на переодетую женщину… да, голосокопределенно женский… вот только что проехал здесь, сударь, вороной весь в мыле,не на шутку притомился… шатался вороной, вот-вот с ног грянется…

– Стойте! – воскликнул д’Артаньян, натянувповодья, и его конь шарахнулся, храпя.

На обочине лежал вороной – вытянув шею, оскалив зубы, ужебездыханный.

– Похоже, ей пришлось идти дальше пешком… –ощерясь по-звериному, продолжил гасконец. – Вон там виднеются дома…

– Это Грамартен, – сказал Рошфор, выплевываяпыль. – Городок совсем маленький, лошадей на продажу там вряд ли сыщешь… авот гостиница, мне помнится, есть… Вперед, д’Артаньян, вперед! Черт, мой коньрешительно отказывается сделать хоть шаг…