Ну конечно, в словах Мао Цзэдуна был резон. А эта девушка по фамилии Фу не выдержала трудностей жизни в Яньани. Она сбежала обратно в Бэйпин; мало того, она еще и выступила в печати со статьей, в которой ругала и позорила Яньань. И тогда Мао Цзэдун своим характерным хунаньским говорком напевно сказал:

– Видно, красота – дело ненадежное; надо к этому иметь еще и твердые убеждения, идеалы!

После того как учреждения ЦК партии прибыли в Сибайпо, Мао Аньин и дочь Лю Цзяньчу Лю Сыци были направлены по распределению в соседнюю деревню. Их направили туда участвовать в осуществлении аграрной реформы. Молодые люди стали встречаться, и постепенно родилось связывавшее их чувство. С помощью Дэн Инчао и Кан Кэцин (супруги Чжоу Эньлая и Чжу Дэ. – Прим. пер.) удалось убедить Мао Цзэдуна согласиться с тем, чтобы молодые люди стали находиться в отношениях любви.

И как раз тогда, когда Мао Цзэдун помог мне принять решение и тем самым содействовал любви между мной и Хань Гуйсинь, Мао Аньин тоже обратился к отцу:

– Па, с тобой говорила мама Кан (Кан Кэцин) обо мне и Сыци?

– М-м… – Мао Цзэдун в этот момент как раз просматривал документы, он даже не поднял головы.

– Тогда мы будем оформлять брак?

– А сколько лет Сыци?

– Восемнадцать.

– Говори правду. Восемнадцать полных или неполных?

– Неполных. Но не хватает всего нескольких месяцев.

– Нельзя. Даже если одного дня не хватает. Я занят. Ты иди пока.

Мао Аньин шел к отцу в радостном настроении, а ушел от него в расстройстве чувств. Если сравнивать, то надо сказать, что Мао Цзэдун проявил гораздо большую активность и заботу, устраивая мой брак. С одной стороны, я был этим тронут, но, с другой стороны, меня не покидало чувство некоторого беспокойства.

Однажды мы сидели на корточках во дворе и ели. Административный отдел вообще-то сначала отнес Мао Аньина к средней категории кадровых работников по нормам питания. Однако Мао Цзэдун не допустил этого. Он сказал Мао Аньину: «Вот твоя младшая сестра (имелась в виду Ли Нэ. – Прим. пер.) с самого детства питается по низшей категории. А ты, такой уже здоровый парень, все еще, что ли, нуждаешься в том, чтобы я тебя предостерегал от неверных шагов?» Мао Аньин на это ничего не сказал, а только взял свою плошку для риса и стал питаться вместе с нами из котла в общей столовой. И вот как-то раз мы по привычке ели, сидя на корточках, во дворе. И как раз в это время какой-то петух понесся за курицей, взметая тучи пыли. Я поспешно встал, чтобы уберечься от пыли. Мао Аньин не сдвинулся с места. У него вырвалось:

– Даже петуху нужна курица. А ведь я – человек. Мне уже двадцать семь лет!

Мне стало совестно. Мне-то был всего 21 год, а я уже готовился вступить в брак. Мао Аньин был старше меня лет на пять-шесть, а все еще не был женат.

– Да не переживай. Вот выберем момент, когда председатель будет в хорошем настроении, и ты опять поговоришь с ним, – тихо подал я голос.

Когда пришла радостная весть об уничтожении семи вражеских бригад в Восточном Китае, я сказал Аньину:

– Председатель запел арию из пекинской оперы. Иди скорее!

Когда Мао Цзэдун радовался, он любил напевать отрывки арий из пекинских опер. Мао Аньин тут же поспешил в кабинет отца и хотел было поставить его перед свершившимся фактом:

– Па, мы уже подготовились, завтра свадьба.

– Я тебе что, разве не говорил, чтобы ты пока не женился?

– Давай я буду сам решать те вопросы, которые касаются меня лично.

– Кого ты выберешь в жены, это дело твое, тут тебе решать. Но разве тебе решать вопрос о достижении брачного возраста? Нет, эти вопросы следует решать в соответствии с существующим порядком и дисциплиной.

– Да ведь сколько людей женятся, хотя возраст еще не пришел…

– Но ведь для всех ты – сын Мао Цзэдуна! – Мао Цзэдун тяжело опустил руку с карандашом на стол: – Если ты не будешь соблюдать дисциплину, тогда кто же будет ее соблюдать?

Мао Аньин вышел совершенно как в воду опущенный.

Мао Цзэдун тоже разволновался, заговорил сам с собой: «Вот ведь так радостно было на душе, а он половину радости у меня отнял!»

Мао Аньин вернулся к себе в комнату и никак не мог отойти. Он нервничал, возмущался. Он лежал на кровати и рыдал. Никто не мог его успокоить. Командир взвода охраны Янь Чанлинь доложил о происходящем Цзян Цин. Ей, будучи мачехой, было неловко вмешиваться, вступаться. Она боялась трений и противоречий с Мао Цзэдуном. Поэтому Цзян Цин сказала: «Все-таки пусть отец сам его успокаивает». И тогда Янь Чанлинь доложил Мао Цзэдуну.

Мао Цзэдун сильно разгневался, бросил карандаш, большими шагами вышел из комнаты. Я испугался, что он побьет сына, и поспешил пойти вплотную за ним; был готов уговаривать его. Однако Мао Цзэдун даже не вошел в комнату сына. Он встал у дверей и рявкнул. Это было как удар грома. От страха затряслись и Небо, и Земля: «Мао Аньин, ты что это надумал?»

Как только раздался этот голос, как только рявкнул Мао Цзэдун, так рыдавший на постели Мао Аньин тут же присмирел. Он замер, замерли все звуки.

Мао Цзэдун повернулся и пошел. Он так больше ничего и не сказал.

Спустя несколько недель Мао Цзэдун прогуливался за околицей. И тут ему навстречу попался Мао Аньин, который возвращался из соседнего села, куда его посылали «на низовку». Мао Аньин поздоровался с отцом и хотел было улизнуть.

Мао Цзэдун поднял руку и жестом остановил его:

– Ты от меня не прячься. Дошло до тебя, что такое брак?

– Дошло, – сказал Мао Аньин, повесив голову. – Я был не прав.

– А что думает Сыци?

– До нее тоже дошло. Мы с ней уже договорились. Вот встретим следующий Новый год и тогда уж поженимся.

– Вот только теперь ты стал похож на моего сына! – Мао Цзэдун захлопал в ладоши. – Ну, ты иди.

Продолжив прогулку и сделав несколько шагов, Мао Цзэдун вдруг остановился, посмотрел на меня и спросил:

– Скажи вот, Иньцяо, к кому я отношусь более по-родственному: к родному сыну или к вам?

Я подумал и сказал:

– С точки зрения чувств, вы все-таки более по-родственному относитесь к нам.

[…] После начала войны, которая велась под лозунгом «Дадим отпор Америке, окажем помощь Корее», Мао Цзэдун решил послать сына за пределы Китая для участия в боевых действиях. Цзян Цин и некоторые другие товарищи убеждали Мао Цзэдуна отказаться от этого плана, говоря, что Аньин выполняет очень трудную задачу в той организации, где он работает, что трудно будет обойтись там без него, что не нужно ему идти на войну. Мао Цзэдун же высказал в ответ свои соображения, согласно которым его сын непременно должен был пойти воевать. На меня наибольшее и самое глубокое впечатление произвела следующая его фраза: «Он для всех – сын Мао Цзэдуна! Если он не пойдет, то кто же тогда пойдет?»