Не взглянув в сторону гостиной, я вошла в свою комнату. Включила свет и принялась совать в сумку одежду без разбору. Застегнула сумку на молнию, выключила свет, ухватилась за перила и на дрожащих ногах спустилась вниз.

Повернула ручку входной двери, но остановилась и посмотрела в сторону окутанной сумерками гостиной. Рейчел я не увидела, но зато услышала ее тяжелое дыхание.

Заставив себя вернуться в гостиную, я села на канапе напротив дивана. Сложив руки на груди, прислушалась к тяжелому дыханию Рейчел и с отвращением посмотрела на ее жалкое, растекшееся тело.

Я знала. Всегда знала, что она никогда меня не любила. И с чего я взяла, что смогу все изменить, тем более по прошествии стольких лет?! Это невозможно изменить. Пока я была с ней, она вообще не обращала на меня внимания, что уж там говорить о любви.

Я знала. Но не понимала, почему она пыталась все изменить. Ходила на мои матчи. Отправляла мне сообщения… Зачем? Думаю, для того чтобы потом говорить, что она пыталась. Но выше головы прыгнуть невозможно.

Потом мой взгляд упал на стакан, вокруг которого на столике расплывалось мокрое пятно. Болеутоляющее. Да неужели?

Я взяла в руки стакан с остатками водки. Кубики льда уже начали потихоньку таять, превращаясь в мелкие камешки. Потом наклонилась и принюхалась. Рот сразу наполнился слюной, меня прямо-таки передернуло. Тогда я поднесла стакан к губам, сделала глоток. Закашлялась и скривилась от отвращения. От водки в пустом желудке сразу вспыхнул пожар. Я тяжело вздохнула и поежилась. На вкус это было ужасно, но аспирин ведь не менее горький, причем тоже является обезболивающим. Зажав нос, осушила стакан и стала ждать, когда водка подействует и снимет боль.

Я со слезами на глазах держала в руках пустой стакан и в ужасе качала головой. Что я наделала?!

Стукнув стаканом по столу, встала. Все, пора уходить. Но вид бутылки из-под водки вдруг привел меня в ярость. Мне захотелось кататься по полу и выть. Я взяла ее и зажала в руке с такой силой, что казалось, еще немного – и она лопнет. Трясясь от ярости, я с размаху швырнула ее в темноту. Бутылка ударилась о стену прихожей, разлетевшись на мелкие осколки.

Я всхлипнула и опрометью кинулась к выходу. Схватила сумку и со стуком захлопнула за собой входную дверь.

Как я добралась до Сары, помню плохо. Конечно, в таком состоянии – в голове туман, лицо залито слезами – не стоило садиться за руль. Свернув к Сариному дому, я постаралась взять себя в руки. Карла с Анной, слава богу, не было.

Я схватила сумку и медленно поднялась на крыльцо. И не успела позвонить, как Сара уже открыла дверь.

– Где ты болталась? Я тут… – начала она и замолчала.

Похоже, мой вид ее здорово напугал.

Она придержала дверь, я прошла мимо, стараясь не встречаться с ней глазами. Молча поднялась по лестнице в ее комнату. Бросив сумку на пол возле кровати, на которой обычно спала, понуро села на самый край. Голова была легкой и абсолютно пустой.

Сара устроилась рядом. Она терпеливо ждала, давая мне возможность собраться с силами, чтобы все рассказать.

Через несколько минут я первой нарушила тягостное молчание:

– Я не должна была жить.

– Что? – выдохнула Сара.

– Сара, она убила меня. Я уже была мертва. Почему я до сих пор здесь? – Голос мой звучал глухо, в глазах стояли слезы.

– Эмма, ты с ума сошла! Как у тебя язык поворачивается такое говорить! – воскликнула Сара.

– Думаешь, мне самой это нравится?! Слишком больно. Но мертвым не больно. А я должна была умереть. – Одинокая слеза покатилась у меня по щеке.

– Эмма, ради бога, объясни, что произошло. Не понимаю, о чем ты.

– Мама сказала, что я ей была не нужна. Что из-за меня папа никогда ее не любил. Сара, он оставил мне все. – Я поймала страдальческий взгляд ее широко раскрытых голубых глаз и поспешно отвернулась не в силах видеть, как страдает из-за меня лучшая подруга.

– А что значит «оставил все»? – терпеливо спросила Сара, которая отчаянно пыталась понять хоть что-то из моей бессвязной речи.

– Вчера ко мне приходил адвокат. Папа в свое время учредил трастовый фонд и оставил мне все свое состояние. Адвокат рассказал правду о моих родителях. Они никогда не были женаты, и папа жил с ней только из-за ребенка. И теперь она во всем винит меня. Она меня ненавидит. И я почти уверена, что после папиной смерти она пыталась покончить с собой.

– О чем ты говоришь? – недоуменно нахмурилась Сара.

– О том, как я попала к Джорджу с Кэрол. Она наглоталась таблеток и угодила в больницу. Наверное, хотела свести счеты с жизнью. – Я говорила отрывисто и нелогично. Не только речь, но и тело мое было полностью разбалансировано. Я уже не могла ни думать, ни чувствовать.

– Когда она тебе все рассказала? – Сара покачала головой. Это оказалось выше ее понимания.

– Сегодня вечером. Конечно, я должна была с тобой поделиться. Сообщить о том, что происходит… о ее пьянстве. Но мне казалось, я справлюсь. Надеялась привести ее в норму. И не смогла.

– Ты не виновата, – ласково произнесла Сара.

Ее слова эхом отозвались в голове. Я вспомнила, что несколькими часами раньше говорила Джонатану. И тут меня осенило. Невозможно одновременно прощать и испытывать чувство вины. Чувство вины обрекает на одиночество. Господи, как же тяжело было жить с таким грузом Джонатану!

– Я так устала. – Мне действительно казалось, будто из меня выпустили весь воздух. – Все, никогда так не буду.

– Ты о чем? – прошептала Сара, расстилая постель.

– Делать больно, – давясь слезами, пробормотала я.

– А тебе и не придется, – утешила меня Сара. – Эмма, все образуется. Тебе больше не придется молча страдать. Ведь я всегда буду рядом. – Сара легла рядом со мной поверх одеяла. – И больше не придется никого обижать.

Я боялась, что, как всегда, не смогу заснуть и буду всю ночь маяться, но когда открыла глаза, утро было в самом разгаре, а Сарина кровать оказалась пустой. Я еще немного полежала под одеялом, так как не видела смысла вставать. Но поскольку мне срочно потребовалось в туалет, заставила себя встать.

А оказавшись в ванной комнате, решила принять душ. Ведь я так и не удосужилась помыться после вчерашней поездки на мотоцикле и вечерней тренировки. Я встала под душ с ощущением странной пустоты внутри. Ни мыслей, ни эмоций – абсолютно ничего. Завернувшись в полотенце, вышла из ванной и собралась было снова нырнуть в постель, но Сара, оказывается, уже успела ее постелить и теперь лежала на моем месте с журналом в руках.

– Эй! – приветливо улыбнулась она. – Есть хочешь? Мама печет оладьи.

Я пожала плечами и начала одеваться, не стесняясь демонстрировать свои шрамы. Сара их уже видела, причем когда они были еще красные и распухшие.