Там тонкость была в том, чтобы вовремя стряхнуть чужую машину с тарана и не попасть под выстрел пилота, специально для такого случая держащего в кабине заряженный заговоренным шариком легкий арбалет.

– Лучшей проверкой затеи, – сказал Тир Блуднице, – будет выполнение боевой задачи. А знаешь, на что Казимир замахнулся?

Блудница знала Казимира: это имя связывалось для нее с образом одного из многих медленных болидов, лишенных своего человека. Образ не имел индивидуальных черт и отличался от остальных только местом, которое машина Казимира занимала на летном поле, однако и этого было достаточно, чтобы понять, о ком идет речь.

Блудница внимательно слушала, одновременно, и так же внимательно, наблюдая вместе с Тиром за звездным небом и белой землей.

– Он хочет убить Орсия.

Убивать – это хорошо. Блудница любила убивать и считала, что все другие машины и все другие люди тоже любят убивать. Она не понимала, что такого особенного в том, что Казимир хочет убить Орсия. Разве Тир не хочет?

Тир подумал и решил, что, пожалуй, нет. Убивать Орсия он не хочет. Это, во-первых, бесполезно, поскольку Орсий рано или поздно снова воплотится, а во-вторых, опасно – по той же причине.

Потом он объяснял Блуднице, что такое Орсий. А потом они засекли на изрядной высоте кертский шлиссдарк в сопровождении эскадрильи болидов, и им нашлось чем заняться, кроме обсуждения Казимировой затеи.

Арксвем был взят в двадцатых числах тнойгрэ.

Старая Гвардия преследовала отступающего из столицы царя. Тот благоразумно предпочел опасному небу надежную землю, уходил верхом, в сопровождении десятка телохранителей, и поначалу за ним гнались два крыла – на такое дело каждый из командиров полков, участвующих в захвате Арксвема, выделил кто по звену, а кто и по эскадрилье – но постепенно все, кроме старогвардейцев отсеялись. По разным причинам не смогли продолжать полет.

Акигардамским духам наплевать было, отступает царь или атакует, они в любой ситуации поддерживали кертов и помогали по мере сил.

Так что погоня стала еще тем развлечением.

Казалось, вот она, верховая эскадрилья – или как там называется группа кавалеристов? – еле плетется по заснеженной целине. Да, на самом деле не плетется, а летит во весь опор. Да, лошади не проваливаются в снег, идут, как по белому, плотному грунту. Но догнать их – дело нескольких минут. Болиды в четыре раза быстрее самой быстрой лошади. К тому же болиды не устают.

«Горка». Пике. Разогнавшиеся ШМГ. Шарики взбивают снег в белые буруны, шипят, остывая. А всадники – совсем в другой стороне. И непонятно, за кем гнались-то? Что за мороки? То ли солнце слепит глаза, то ли тени деревьев – черные на сияюще-белом – играют в дурацкие игры. Миражи бывают не только в пустыне…

Старая Гвардия поддалась на обманку раз, поддалась – другой. А потом сориентировались. Шаграт разобрался, где духи шалят, а где настоящая цель. Легли на верный курс – на десять градусов вправо от всадников, до которых, казалось, уже рукой подать.

Риттер дал очередь. На нетронутый снег брызнула невесть откуда взявшаяся кровь. Возникла из пустоты, забилась в судорогах смертельно раненная лошадь.

И больше – ничего.

Группа всадников, уходящая все дальше влево, изменилась: рассыпалась веером, одна из лошадей теперь несла двух седоков.

Старогвардейцы, припав к земле так, что днища машин заскользили по снегу, выстрелили все вместе. Целились низко, так, чтоб не попасть в кертов. Царя нужно было взять живым, да и телохранители его были слишком ценной добычей, чтобы убивать их за здорово живешь. Лейб-гвардейцы стоят денег – все они рыцари, за любого можно взять приличный выкуп.

Кровь. Грязь. Комья снега, летящие во все стороны из-под беспорядочно бьющихся копыт.

Вот они – спешенные всадники. Наверное, отличные наездники. Тир, чье детство прошло среди цирковых артистов, помнил, что спрыгнуть с неожиданно упавшей на скаку лошади и ничего себе при этом не повредить – это уметь надо. Он бы не взялся.

Дружный залп из арбалетов…

Если уж запретили магию в войне, так стоило бы запретить и заговоренные боеприпасы. Не дело это, когда арбалеты размером с пистолет и взводятся почти так же легко и быстро.

Любой нормальный пилот уходил бы от выстрела вверх и в сторону. Керты знали это – целились чуть выше атакующих машин. Старогвардейцы, как мышкующие лисы, нырнули вниз, пронеслись под снегом, вырвались на поверхность вплотную к кертам. Сбили с ног. На такой скорости незащищенного человека достаточно походя задеть, чтобы искалечить. Царские защитники разлетелись, как живые кегли.

Собирать их не стали. Следующая цель – сам царь.

Болиды снова набрали высоту, снова ринулись вниз…

И тут их, будто пригоршню леденцов, сгребла огромная, появившаяся из воздуха ладонь.

Отчаянно матерясь, Тир набирал высоту, сделав «стойку на нос» – держа под прицелом стремительно удаляющуюся землю.

Они успели – все пятеро выскользнули из ловушки. Но Тир видел… пять двухцветных болидов остались там, где только что были их машины. Он видел даже, как смялся фюзеляж, когда чудовищные пальцы сжались, превращая машины в груду залитого кровью, смешанного с плотью металла.

Секунду спустя огромная рука – другая, правая, судя по расположению пальцев, – едва не сбила его с неба обратно на землю.

С трудом увернувшись, Тир выстрелил по пятерне. Шарики прошли насквозь, не причинив вреда.

«Отступаем», – приказал Тир, зная, что остальные видят его, а кто не видит, тот чует.

Машины Старой Гвардии, прежде не знавшие, что такое отступление, понеслись вверх, петляя, рыская, уворачиваясь от ладоней – теперь уже двух, – пытавшихся прихлопнуть их как каких-нибудь комаров.

Старогвардейцы вернулись на летное поле без царя, без добычи и хорошо еще, что на неповрежденных машинах.

– Что. Это. Было. – Тир забыл даже о вопросительной интонации, настолько возмутительным оказался сам факт столкновения с чем-то абсолютно непонятным и сверхъестественным.

– Орсий, я полагаю, – ответил Падре. – Пойдем в дом, Суслик, холодно.

Жили они все вместе, впятером, на всех пятерых держали одного денщика – рядового, Ивора Бальдена. Вообще-то каждому полагался свой расторопный парень на побегушках, но Тир сказал, что никаких посторонних под одной крышей с собой не потерпит, Шаграт вообще не понимал, что может денщик, чего они не могли бы сами, и Мал его поддерживал. Падре с Риттером имели свой взгляд на проблему, однако, оставшись в меньшинстве, особо спорить не стали. Выговорили себе Бальдена, как наиболее сообразительного, а главное, мечтающего дослужиться до техника, тем спор и разрешился.

Сейчас парень, уже растопивший печь, поглядел на пятерых своих господ и исчез с глаз, чем лишний раз подтвердил свою сообразительность.