А произойдет это следующим образом. В сумасшедшей спешке, в борьбе с египтянами, он заберет танк, загонит его в самолет, но не успеет проверить пушку. Лайнер проделает путь Каир — Будапешт — Москва, а когда сделает посадку в Чкаловском и его выгонят из самолета, откроют клин танковой пушки, оттуда выскользнет снаряд. Так что выговор в приказе министра обороны поделом, считал сам Владимир Ованесович. Остается добавить, что по итогам командировки в Египет он получил еще и орден Красной Звезды. Что поделаешь, таковы парадоксы жизни военного разведчика: за одно и то же можно сразу получить и выговор, и орден.

По возвращении из Египта подполковник Владимир Наон два года служил в центральном аппарате ГРУ. «В Центре больше двух лет сидеть не на пользу, — скажет однажды в беседе с автором этих строк Владимир Ованесович. — И когда начальник управления генерал Вилков вызвал меня на беседу, внутренне я уже был готов двинуть в командировку. Куда? Тоже примерно знал. До этого несколько офицеров в Южный Йемен отказались ехать. Кому климат не подходит, а кто уже в Москве пригрелся — не оторвать.

Словом, Вилков предложил мне место военного атташе в Адене. Я согласился. Сказал тогда, что не стану обещать горы своротить, а вдруг не сворочу, но работать буду честно и добросовестно.

7 мая 1976 года только что назначенный министром обороны Дмитрий Федорович Устинов досрочно присвоил мне звание полковника и назначил военным атташе Советского Союза в Йеменской Народно-Демократической Республике».

Тогда Владимир Наон не знал, не ведал, что вся его последующая служба с некоторым перерывом будет связана с Йеменом, сначала с Южным, а потом уже и с объединенным. Десять лет жизни проведет он в этой арабской стране на юге Аравийского полуострова.

Это будут тревожные, непростые годы в истории Йемена — военный переворот 1978-го, вооруженное столкновение между сторонниками президента страны Салем Рубейя Али и генерального секретаря социалистической партии Абдель Фаттах Исмаила. Все произойдет во время первого пребывания Наона в Йемене. Вторая командировка в январе 1986 года и срочное прибытие в Аден Владимира Наона и вовсе будет происходить во время гражданской войны, когда все дороги в Южный Йемен окажутся перекрыты. Его путь в охваченную войной страну — история особая, и рассказ о ней впереди.

Так что это были десять лет напряженной, опасной работы.

А началась она с того, что Москва… не поверила своему атташе в Южном Йемене.

«Когда я приехал в Аден, — рассказывал Владимир Ованесович, — это была тихая, мирная страна. В декабре 1977-го пишу доклад о состоянии военно-политической обстановки. Получилась такая огромная телеграмма. В ней главное — неизбежность вооруженного столкновения двух лидеров, то есть, иными словами, гражданская война. Ну а кому же это хочется слышать. Все было мирно, тихо, а тут Наон войну напророчил.

Сначала я назвал срок ноябрь — декабрь, но чуть позже, в апреле, в новой телеграмме в Центр уточнил — вооруженное столкновение произойдет не позднее конца августа. Было ясно, ни тому ни другому отступать некуда. Но мы еще могли их остановить. Я предлагал пригласить и Салем Рубейя Али и Абдель Фаттах Исмаила в Москву и сказать: «Вы нам оба нужны, но не каждый в отдельности. Только вместе. Езжайте, работайте».

К сожалению, этого не сказали. И как я узнал позже, в Центре решили, что Наон вообще перегрелся. Мол, климат тропический, тяжелый, атташе два года в отпуске не был. Разрешили пойти в отпуск».

Но все это будет потом. А пока страна упорно двигалась к гражданской войне. По мнению Владимира Наона, у Рубейя оставался единственный выход: объявить войну Йеменской Арабской Республике. Пусть война продлится сутки, двое, неделю, не важно, но это дает возможность Верховному главнокомандующему поднять войска, ввести их в Аден и блокировать партийную верхушку.

В июне, накануне трагических событий, Наон вновь докладывает в Москву: противоборство двух враждующих сторон приняло острый и необратимый характер, вооруженное столкновение неизбежно.

До полуночи советский военный атташе находился в посольстве. Но в городе было тихо, и он уехал домой. Лег спать, а уснуть не мог, сверлила мысль: неужто ошибся?

Едва задремал, как в два часа ночи его разбудил грохот орудий. Началось. Президент вывел из казарм бригаду и открыл артиллерийский огонь по зданию ЦК партии и правительства.

Владимир Ованесович решил офицеров атташата не посылать под пули, но сам выехал, чтобы осмотреться, разобраться в обстановке. На машине поднялся на сопку, которая господствовала над городом. Видно было — стреляют в разных концах столицы.

Чтобы получше рассмотреть, вышел из автомобиля. Едва отступил на несколько шагов, как по машине ударила автоматная очередь. Неизвестный стрелок, видимо, заметил свет в салоне, когда он открывал дверь, и нажал на курок, к счастью, с небольшим опозданием. Утром Владимир Ованесович так и приехал в посольство на автомобиле, пробитом пулями.

Еще сутки в городе шли бои. Все закончилось победой Абдель Фаттах Исмаила и его сторонников. Однако победа была пиррова. Новый президент и генсек в одном лице — руководитель слабый, безвольный, пристрастившийся к выпивке, всюду за собой таскал любовницу. Уже через несколько месяцев стало ясно, что он обречен.

Один из агентов Наона, близкий к высшим руководителям страны, принес тревожную весть: Абдель Фаттах Исмаила будут снимать. А это могло повлечь за собой роковые последствия.

Наон доложил эту информацию послу — Борису Федотову. Тот, откровенно говоря, поначалу отнесся к ней с недоверием. «Вчера был у него, — сказал посол, — Фаттах спокоен, считает, что оснований для беспокойства нет».

Помнится, тогда Наон только и ответил послу, что может сказать руководитель, который не только не контролирует ситуацию, но даже себя. На том и разошлись.

А через несколько дней ночью в дверь квартиры военного атташе постучали. На пороге стоял испуганный агент:

— Фаттаха будут расстреливать!..

Полковник Наон быстро оделся, прыгнул в машину и погнал к зданию центрального комитета. Здание было окружено танками.

Владимир Ованесович развернулся, помчался в посольство. Поднял с постели заспанного посла, рассказал о случившемся.

— Надо спасать Фаттаха, — вымолвил Федотов.

Пока собирались, стало известно: Фаттаха перевезли из здания ЦК в президентский дворец. Вдвоем посол Федотов и военный атташе полковник Наон вскоре были у ворот дворца. К ним навстречу вышел министр иностранных дел.

— У нас личное послание руководителя Советского Союза для вашего президента.

Министр замялся, бормотал что-то невнятное, но посла уже было не остановить. Их проводили в президентские покои. Перед ними предстал бледный, еле живой Абдель Фаттах Исмаил.

— Вот что, господа, — сказал советский посол, — кто будет президентом в стране, это ваше внутреннее дело, но если с Фаттаха упадет хоть один волос, вся ответственность ляжет на вас. — И он обвел взглядом присутствующих здесь премьер-министра, министра иностранных дел, других руководителей. — В зависимости от этого Советский Союз будет определять свою будущую политику по отношению к вашей стране.