– Что это за лес? – спросил Квинтипор.

– Это роща Дианы Поглощающей. Однажды земля по велению богини поглотила здесь одну влюбленную пару, забывшую под ее каштанами о пристойности.

– А кто же ты при великой богине? – спросила девушка, ошеломленная. – Охотник или загонщик?

Старик оказался сторожем небольшого лесного святилища, основанного, по его словам, самим Энеем. Тогда здесь был город, такой большой, что объехать его кругом можно было только за семь суток. Но это было очень давно, когда на земле еще господствовали титаны, а Везувий и Этна представляли собой одну гору. Город погиб оттого, что этот вулкан целых семь лет подряд все время извергал на него огонь и пепел. Потом все место заросло лесом, люди про него забыли и так редко посещают святилище Дианы, что здесь не прокормиться даже одному жрецу. Раз в год приезжает сюда фламин из Неаполя для составления описи сокровищ храма, и всякий раз что-нибудь да прихватит из этих сокровищ с собой. И все-таки здесь есть еще немало замечательного. Старик пригласил их осмотреть храм. А если они устали, там можно и отдохнуть.

– Хочешь, маленькая Тита? – спросил Квинтипор девушку.

– Еще бы! – прошептала она.

Ведь если в этих местах когда-то господствовали титаны, то она, их прямая наследница, может свободно здесь разгуливать.

– Конечно, не как огромный титан, – прильнула она к плечу юноши, – а как маленькая, крошечная Тита.

Небольшой храм в конце открытой колоннады был, судя по всему, очень древней постройкой, воздвигнутой, может быть, еще первыми греческими колонистами в те далекие времена, когда римляне промышляли только рыбной ловлей. На стенах висели облезлые звериные шкуры; ионическая кифара, на которой, по словам сторожа, играл знаменитый музыкант Гимерий; бронзовые лавровые гирлянды и серебряные плющевые венки. Здесь же висел когда-то жемчужный пояс фаций – они сами подарили его девственной богине и с тех пор ходят совершенно нагие, – но этот пояс увез неаполитанский фламин. Лазурную вазу оставил здесь, в подарок храму, благословенной и непреходящей памяти божественный император Нерон, а серебряное зеркало – Хелидона, которая даже побаивалась приезжать сюда, поскольку была этакой… римской матроной; она написала кое-что на зеркале, и у кого хорошее зрение – тот может прочесть.

Юноша и девушка прочитали вместе по слогам расположенную по окружности надпись:

Зеркало! Десять ты лет отражало красу Хелидоны,

Ныне же этой красы кажешь руины одни.

Горек мне вид моих первых морщин. Не стану глядеться.

Здесь оставляю тебя: деву Диану пленяй!

Два молодых лица улыбнулись друг другу. А, глядя на них, улыбалась и дева Диана, изваянная из сицилийского мрамора давно истлевшей рукой вдохновенного скульптора. Дочь Латоны, выступая вперед, держала в левой, опущенной, руке лук, а правой доставала из висящего за спиной колчана стрелу. Это было обычное изображение богини в короткой спартанской тунике, облегающей стройные бедра. Необычным было лишь то, что верхнюю часть тела с упругими девичьими грудями ваятель оставил совершенно открытой.

– Какая прелесть! – вздохнув, воскликнул юноша.

– Погодите, – просиял сторож. – Сейчас я покажу вам главное сокровище храма.

Он достал из углубления в алтаре две круглые серебряные чаши без подставки.

– Видите, – погладил он старыми жилистыми руками потемневшее от времени серебро. – С этих чаш скопировал скульптор груди богини, а сами чаши изготовлены Вулканом по слепкам с грудей Дианы.

Во дворе залаяла собака, и старик побежал туда, сунув чаши в руки Квинтипору. Тита горделиво вскинула голову.

– Как по-твоему: этим грудям богини уступят в чем-нибудь мои?

Быстрым движением она раздвинула одежду на груди – и серебряные перси Дианы со звоном покатились по истертым мраморным ступеням алтаря. И хотя богине было нанесено оскорбление еще более тяжкое, чем то, за которое погибла вместе со своими детьми Ниоба[170], земля не разверзлась, и сама Диана не пустила своей не знающей промаха стрелы. Более того, богиня, лица которой как раз в это мгновенье коснулся внезапно прорвавшийся сквозь щель в крыше солнечный луч, улыбнулась еще приветливей. Улыбался и сторож, не видевший никакой нужды ни шарканьем, ни покашливанием разнимать молодые уста. Бесшумно проскользнув мимо, он вытер чаши-груди, положил их на место и только после этого спросил, чем может он услужить своим гостям. Подать ли им молока, зажарить ли голубя, приготовить ли в тени портика для отдыха ложе из свежего сена, благоухающего медовым запахом донника, или постелить за алтарем медвежьи шкуры, которыми великий охотник Орион[171], впоследствии ставший созвездием, наградил божественную девственницу, превзошедшую даже его в стрельбе из лука.

Они не сразу поняли, о чем говорит сторож, да и не очень вслушивались в его речь. Правда, теперь они не были в плену ночи, как тогда, при первом поцелуе под деревом Клеопатры. Однако и теперь светлячки вынырнули отовсюду, даже из мраморной кладки храма, посыпались дождем с потолка и ослепительно засияли вокруг, так что юноша и девушка перестали видеть друг друга… На этот раз первым очнулся юноша. Он робко погладил руку девушки, плотно прижимавшую одежду к груди.

– Тита, маленькая Тита, – прошептал он ласково, словно будя ребенка.

Девушка тряхнула головой, неуверенно посмотрела вокруг, с силой протерла глаза, так что они стали красными, и с улыбкой выслушала старого сторожа, который терпеливо повторил все с начала. Потом, взглядом попросив снисхождения у вооруженной луком богини и понимающе подмигнув Тите, старик добавил, что все-таки Венера сильней.

– Ай-ай! – покачала головой Тита. – Да как ты сам не боишься, что тебя поглотит земля? А еще пугал нас.

– Это в лесу! Там Латона не терпит влюбленных. Но к себе в дом она должна их пускать. На что ж мы жили бы, если б она и здесь была бессердечной?

Он объявил, как нечто само собой разумеющееся, что Диане служит только вне храма, а внутри него он – слуга Венеры. В сущности, то, что благодарная любовь принесет на алтарь храма, составляет весь его доход. К сожалению, в Байях не знают, как приятно можно провести здесь время, и приходят сюда лишь случайно. Последние посетители были на прошлой неделе: одна танцовщица со стариком, похожим на обезьяну, да с подростком, совсем еще юным, и вот на этом самом месте она молила богиню сделать мужчиной или ее самое или хоть кого-нибудь из ее спутников.