Конечно же, она приводила мужчин на одну ночь, а однажды в старшей школе, после того как баскетбольная команда «Диких котов» стала чемпионом штата, она отдалась четырем игрокам стартовой пятерки, одному за другим, на вечеринке, где отмечали победу (отдалась бы и пятому, но он отключился в углу). И эта глупая идея принадлежала ей. И она продавала то, что Картер, Мел и Френки Дилессепс взяли силой. Чаще всего Фримену Брауну, владельцу «Магазина Брауна», где делала большинство своих покупок, потому что Браун открыл ей кредит. Он был старым, и от него не очень хорошо пахло, но еще и похотливым, что, конечно же, следовало считать плюсом. Потому что все быстро заканчивалось. На матрасе в кладовой магазина его обычно хватало на шесть толчков, после чего он хрюкал и выпускал струю. Удовольствия она не получала, зато знала, что кредит никуда не денется, особенно когда в конце месяца деньги иссякали, а Литл Уолтеру требовались памперсы.

И Браун никогда не причинял ей боль.

А прошлой ночью случилось совсем другое. Дилессепс особого вреда не причинил, но после Картера грудь покрылась синяками, а внизу закровило. Потом стало еще хуже; скинув штаны, Мел Сирлс продемонстрировал инструмент, какие она лишь иногда видела в порнофильмах, которые смотрел Фил, прежде чем его интерес к кристаллическому мету взял верх над интересом к сексу.

Сирлс набросился на нее, и пусть она пыталась вспомнить, что они с Доди проделывали двумя днями раньше, это не помогало. Она оставалась сухой, как август без дождя, до того момента, как Картер Тибодо все содрал ей до крови. Потом смазка появилась. Сэмми чувствовала, как она лужей набирается на диване, теплая и липкая. Мокрым стало и ее лицо, слезы текли по щекам и собирались в ушных раковинах. И во время бесконечной гонки, которую устроил ей Мел Сирлс, она даже подумала, что он может этим убить ее. Если бы убил, что стало бы с Литл Уолтером?

И происходило все это под пронзительные сорочьи крики Джорджии Ру: «Трахайте ее, трахайте ее, трахайте эту суку! Заставьте ее орать!»

Сэмми орала, можете не сомневаться. Много орала, как и Литл Уолтер из своей кроватки в другой комнате.

В конце они предупредили, что она должна держать рот на замке, и ушли, оставив ее заливать кровью диван, корчащуюся от боли, но живую. Сэмми увидела, как лучи фар прошлись по потолку гостиной и исчезли: ее мучители уехали в город. И она осталась с Литл Уолтером. Она укачивала его на руках, ходила взад-вперед, взад-вперед, остановилась только раз, чтобы надеть трусы (не розовые — те она надевать больше не хотела) и набить промежность туалетной бумагой. Могла, конечно, воспользоваться «тампаксом», но ее корежило даже от мысли, что туда надо что-то вставить.

Наконец голова Литл Уолтера тяжело упала на ее плечо, и она почувствовала, как его слюна смачивает ей кожу — верный знак, что он заснул, и заснул крепко. Сэмми положила его обратно в кроватку (молясь, чтобы он проспал всю ночь), а потом достала из шкафа коробку из-под обуви. «Красотка» — какое-то мощное успокоительное, она не знала, какое именно — сначала сняла боль Там Внизу, а потом вырубила Сэмми. Она проспала двенадцать часов.

А теперь это.

Крики Литл Уолтера напоминали лучи яркого света, пробивающие густой туман. Она выпрыгнула из кровати и побежала в его спальню, зная, что наконец-то развалилась эта чертова кроватка, которую Фил собирал, закинувшись и плохо соображая, что делает. Литл Уолтер окончательно растряс ее вчера вечером, когда «помощники» занимались ею. И в результате этим утром кроватка развалилась, едва малыш начал в ней ворочаться…

Литл Уолтер оказался на полу. Теперь полз к ней, а из раны на лбу текла кровь.

— Литл Уолтер! — воскликнула Сэмми и подхватила ребенка на руки.

Повернулась, споткнулась о перекладину от кроватки, упала на колено, поднялась и поспешила в ванную с орущим ребенком на руках. Открыла кран, но, разумеется, вода не полилась, потому что не работал обесточенный насос. Она схватила полотенце и промокнула ребенку лицо, открыв царапину, неглубокую, но длинную и с рваными краями. После такой мог остаться шрам. Сэмми прижала полотенце к ране, сильно, насколько могла решиться, стараясь не обращать внимания на возобновившиеся пронзительные крики боли и возмущения Литл Уолтера. Кровь капала на ее босые ступни большими, с десятицентовик, каплями. Посмотрев вниз, Сэмми увидела, что синие трусики, которые она надела после ухода «помощников», теперь стали грязно-пурпурными. Поначалу она подумала, что это кровь Литл Уолтера. Потом увидела, что бедра тоже в кровяных потеках.

Каким-то образом ей удалось удерживать Литл Уолтера достаточно долго, чтобы заклеить царапину тремя полосками пластыря с Губкой Бобом на обратной стороне и надеть на малыша нижнюю рубашку и единственный оставшийся чистый комбинезон (с надписью на груди, вышитой красными буквами: «МАМОЧКИН МАЛЕНЬКИЙ ДЬЯВОЛЕНОК»), Она оделась сама, пока Литл Уолтер ползал кругами по полу ее спальни; его истерические рыдания перешли в вялые всхлипывания. Сэмми начала с того, что выбросила в мусорный бак пропитавшиеся кровью трусы и надела чистые. Положила в них посудное полотенце, взяла с собой еще одно, на замену. Из нее по-прежнему текла кровь. Не лила ручьем, но гораздо сильнее, чем при месячных. И так продолжалось всю ночь. Постель намокла.

Она собрала сумку с вещами Литл Уолтера, потом подняла его. Весил он немало, и она почувствовала новую боль Там Внизу: пульсирующую боль в животе, какая возникает, если съешь что-то несвежее.

— Мы едем в Центр здоровья, — сообщила она малышу, — и не волнуйся, Литл Уолтер. Доктор Хаскел заштопает нас обоих. Опять же, для мальчиков шрамы значения не имеют. Иногда девочки даже думают, что они выглядят сексуально. Я поеду, как смогу, быстро, мы окажемся там в мгновение ока. — Она открыла дверь. — Все будет в порядке.

Но выяснилось, что ее старая, ржавая «тойота» далеко не в порядке. «Помощники» оставили в покое задние колеса, но передние проткнули. Сэмми долго смотрела на автомобиль, чувствуя, что пучина отчаяния все сильнее засасывает ее. Новая мысль, мимолетная, но четкая, пронеслась в голове: она могла разделить оставшиеся «красотки» с Литл Уолтером. Могла растолочь его таблетки и бросить в одну из бутылочек для кормления, которые он называл «богги». И залить шоколадным молоком. Литл Уолтер любил шоколадное молоко. Вместе с этой идеей вспомнилось название одного из старых альбомов Фила: «Все пустое, и что, если так?»[102]

Идею она оттолкнула.

— Я не из таких мамочек, — сказала Сэмми Литл Уолтеру.

Он таращился на нее, в чем-то напоминая ей Фила; но то, что смотрелось недоуменной глупостью на отрешенном лице мужа, становилось таким милым и бесхитростным у ребенка. Она поцеловала его в нос, и он улыбнулся. Обаятельно, очень обаятельно, но пластыри на лбу набирали красноты. И вот это ей совершенно не нравилось.