Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Роль буддийской конфессии на освобожденной от оккупации территории СССР после депортации калмыцкого народа была практически сведена на нет. Тем не менее, в целом, положение буддийской конфессии в Советском Союзе в завершающий период войны укрепилось. В 1944 г. была фактически восстановлена деятельность Духовного управления буддистов{1867}. В 1945 г. в Бурятии был открыт Иволгинский дацан — первый буддийский храм на территории СССР после тотального разгрома буддийской конфессии в конце 1930-х гг.
После депортации армянского населения Крыма на освобожденной территории СССР снизилась роль и Армянской Апостольской Церкви (ААЦ). На остальной территории страны ее положение усилилось. В октябре 1943 г. при Совнаркоме Армянской ССР был создан Совет по делам ААЦ. 4 сентября 1944 г. Политбюро ЦК ВКП(б) дало согласие на созыв Собора ААЦ{1868}. 19 апреля 1945 г. состоялась личная встреча И.В. Сталина, В.М. Молотова, И.Н. Полянского с главой ААЦ, архиеп. Г. Чорекчяном. В июне 1945 г. в Эчмиадзине состоялся Собор ААЦ, на котором архиеп. Г. Чорекчян был избран Католикосом всех армян.
Укрепление положения религии в СССР было связано и с прет крашением деятельности «Союза воинствующих безбожников» (СВБ). Как уже говорилось, эта организация фактически свернула деятельность уже с начала войны. К концу войны деятельность бывших функционеров СВБ, которые пытались продолжать антирелигиозные акции, стала подвергаться жесткой критике{1869}. К началу 1947 г. дальнейшее существование СВБ было признано «нецелесообразным» и он был ликвидирован с передачей функций Всесоюзному обществу по распространению политических и научных знаний{1870}.
В то же время, несмотря на укрепление религии, оно было дозированным и находилось под жестким контролем властей. Как указывал УПиА ЦК ВКП(б), перемены в религиозной политике не означали, что «партия и советская власть меняют свое принципиальное отношение к религии и церкви», которое, на основании «учения марксизма-ленинизма о религии как антинаучной идеологии остается незыблемым». Поэтому осуществлялось противодействие несанкционированному распространению религиозного влияния. В марте 1944 г. на совещании в УПиА Г.Ф. Александров сообщил, что в украинских газетах сотрудники его ведомства «обнаружили попов, архиереев, монахов, священников». Об этом «негативном факте» было поставлено на вид первому секретарю ЦК КП(б)У Н.С. Хрущеву. УПиА издало для партийных и советских органов директиву о борьбе «с теми церковниками, которые пытаются всячески расширить рамки своей деятельности»{1871}.
27 сентября 1944 г. ЦК ВКП(б) принял постановление «Об организации научно-просветительской пропаганды», которое предписывало, «с целью преодоления пережитков бескультурья, суеверий и предрассудков», укрепить пропаганду, направленную на «материалистическое объяснение явлений природы»{1872}. По мнению В.Н. Якунина, это постановление явилось следствием возобновления антирелигиозных усилий{1873}. По мнению Т. А. Чумаченко, постановление lie было антирелигиозным, так как руководство страны лишь хотело «подчеркнуть свою приверженность учению марксизма»{1874}. Очевидно, верны оба эти вывода. Хотя постановление не было направлено на усиление антирелигиозной пропаганды, она не была отброшена, а лишь замаскирована «научно-просветительской». Этот вывод подтверждается тем, что в тезисах УПиА ЦК ВКП(б), изданных в 1944 г., была признана необходимость «осторожного и вдумчивого подхода к делу антирелигиозной пропаганды» — в основном, через распространение естественно-научных знаний. Были подвергнуты критике местные власти, которые чрезмерно увлеклись политической реабилитацией религии (вплоть до признания «благородного лица, репутации» и «приукрашивания передовой роли» РПЦ и даже отрицания того, что «большевики являются безбожниками»). Таким образом, все перемены в религиозной политике СССР были сугубо утилитарными, что было подытожено в докладной записке УПиА ЦК ВКП(б), представленной на имя А.А. Жданова: «Церковь объединяет еще в своих рядах большие массы верующих, десятки миллионов людей. Для нас вовсе не безразлично, в каком направлении церковь будет на них влиять… будет использовать религиозные настроения верующих — в дружественном советской власти или во враждебном»{1875}.
Поворот Советского руководства в религиозной политике и заключение «конкордата» с РПЦ и другими конфессиями значительная часть населения СССР оценивала положительно. После опубликования в советской печати материалов о Поместном соборе РПЦ в феврале 1945 г. были отмечены такие высказывания: «Хорошо, что исчезает нетерпимое отношение к Богу»; «Теперь можно коммунистам беспрепятственно ходить в церковь, молиться Богу, крестить детей и венчаться». Среди студентов МГУ ходили слухи, что в университете будет создан факультет богословия. В то же время бытовали и отрицательные оценки происходящего — поддержка РПЦ расценивалась как некая хитрость со стороны государства, высказывались мнения, что правительство пошло навстречу Церкви под давлением Великобритании и США. Некоторые люди считали, что совершается ошибка, так как Церковь могла начать сама влиять на политику государства и оказывать чрезмерное воздействие на население. Часть граждан СССР не понимала причин изменений в религиозной политике, считая их «провокацией», или высказывала надежду на то, что союз государства с Церковью заключен только на период войны. Бытовали и такие оригинальные суждения: «Церкви открыли потому, что они дают большой доход государству»{1876}.
Таким образом, в заключительный период войны масштабность и вариативность германской религиозной политики были небольшими. Германские власти не предприняли значимых мер в религиозной сфере, что не позволило им мобилизовать религиозные настроения населения оккупированной территории СССР в свою пользу. Эффективность германской религиозной политики была низкой.
Масштабность советской религиозной политики была многократно расширена. В заключительный период войны развернулось сотрудничество советских властей с конфессиями — в первую очередь, с РПЦ — в сфере ресоветизации освобожденных территорий. Вариативность советской политики проявилась в дифференциации форм взаимодействия с разными конфессиями — причем не только с теми, которые были настроены лояльно к советской власти. В частности, руководство СССР искало возможность наладить сотрудничество с УГКЦ, антисоветская настроенность которой ярко проявилась в годы войны, а также не форсировало антикатолическую пропаганду.
Эффективность советской религиозной политики была, в целом, высокой. Ее положительные стороны обеспечили мобилизацию просоветских настроений православного клира и верующих на оккупированной и освобожденной территории СССР. Однако послабления в сторону религиозных институтов имели жесткие пределы, а функции этих институтов стали противоречивыми. Развитие государственно-церковных отношений в СССР в последующем показало, что никакого реального потепления по отношению к религии со стороны Советской власти не произошло, и все изменения в политике, происшедшие во время войны, были продиктованы лишь стремлением государства использовать религиозные институты в собственных интересах.