Подобным образом Ричард не ощущал особой поддержки со стороны барона Гастингса, лорда-камергера его брата, остававшегося таковым до тех пор, пока новый король не выберет более подходящего ему человека. Гастингс сражался вместе с ним при Барнете и Тьюксбери, и старому хрену, вообще-то говоря, полагалось быть на его, Ричарда, стороне, поддерживать его, а не спорить с ним… не сидеть, скрестив руки на груди, и не щуриться, как старая прачка. С ума сойти можно.

Кроме всех перечисленных, за столом находился Томас, лорд Стэнли. Его борода, по-прежнему каштановая, касалась стола и ничуть не уступала в длине бородам обоих архиепископов.

Ричард улыбнулся ему, как человеку весьма состоятельному, одному из тех, кто поддерживал его брата в последние годы правления. Стэнли обеспечил ежегодную выплату французам в семьдесят тысяч в обмен на обещание не вторгаться в Англию. Любимой темой барона был рассказ о собственной рати, которую он содержал круглый год, как некогда это делал Уорик. Войско стоило Стэнли целое состояние, однако он с чрезвычайной ловкостью умел наполнять свои сундуки деньгами. Человек этот заслуживал уважения за одно свое мастерство финансиста, и Глостер намеревался лестью привлечь его на свою сторону, чтобы извлечь выгоду из этого знакомства – так же, как это делал его брат. Расписная палата была достаточно велика – футов восемьдесят в длину и тридцать в ширину, – и высокий сводчатый потолок превращал голоса всех участников разговора в эхо. И было странно видеть, как такие влиятельные и властные люди неловко переглядываются и молчат, вместо того чтобы отвечать на его вопросы. В частности, Гастингс и Стэнли вообще намеревались переадресовать их клирикам, хотя на них не могли ответить все трое.

– В этом зале, – проговорил Ричард, – я вижу собравшихся самых старших князей английской Церкви – архиепископов Йорка и Кентербери, и епископа, известного своими тонкими суждениями! Я считал, что меня побалуют учеными мнениями и правилами, а не заставят выносить это неловкое молчание. Или мне следовало спросить у вас, сколько ангелов могут сплясать на булавочной головке, либо попросить растолковать мне подлинную природу Святой Троицы? Тогда, возможно, вы не были бы столь молчаливы.

Герцог Глостер нагнулся к столу и совершенно не случайным образом оказался напротив епископа Или. Среди всех присутствующих Мортон обладал наиболее острым умом. Ричард слышал, что он метил на место архиепископа Кентерберийского, когда этот пост освободится, а может быть, имел в виду даже шапку римского кардинала.

Епископ прокашлялся под взглядом бледных глаз лорда-протектора. Мортон ни в коем случае не намеревался предлагать некое правило, которое впоследствии вполне может оказаться ошибочным или незаконным, однако вместе с тем было очевидно, что никаких правил здесь не придумаешь.

– Милорд, согласно моему разумению, никаких исключений из права защиты, предоставляемых Убежищем, не существует; во всяком случае, я о таковых не слышал, – сказал епископ. – По вашим словам, вам сообщили, что молодому принцу Йорку, находящемуся в Вестминстерском аббатстве вместе с матерью и сестрами, грозит опасность.

– Я говорю так, потому что ситуация именно такова, ваша милость, – бросил Ричард. Он уже видел возражение в той формулировке, которую епископ придал своим словам.

– Да, вы так и сказали. И дело не в том, что я не понимаю природы этой угрозы, что и пытаюсь вам объяснить. Никаких исключений в каноническом праве в отношении Убежища просто не существует, тем более после того, как оно было предоставлено или обещано. Даже в том случае, если принцу действительно грозит опасность и ее можно избежать, забрав его из Убежища… Мне очень жаль, милорд. Способа сделать это не существует. Но, конечно, я буду счастлив обратиться в Рим за советом и наставлением по сему поводу.

– Не сомневаюсь в том, что к тому времени, когда к нам придет из Рима ответ, ситуация разрешится сама тем или иным образом, – ответил Глостер, уже тяжело дыша от гнева. Епископ перед ним развел руками в знак извинения. – Мальчику всего девять лет, – внезапно продолжил Ричард. – Убежища при Вестминстерском аббатстве для него запросила мать, не имеющая представления о тех опасностях, которые им могут грозить. В Тауэре я располагаю высокими стенами и сотнями стражников… А аббатство предоставит им маленький домик, который смогут захватить и полдюжины солдат. Так объясните мне, почему я не могу забрать оттуда собственного племянника ради его безопасности? Если вы хотите знать мнение Короны, то я считаю, что его мать вправе рассчитывать на защиту, раз уж она убежала в это место. Но дети ее не разделяют с ней этого права… разве может быть иначе?

– Они находятся внутри Убежища, – вдруг заговорил архиепископ Кентерберийский, распрямляя спину. – Они пересекли границу Убежища. И не важно, просто брала ли она детей с собой или же взяла их с расчетом на право убежища. Они находятся на освященной земле, в месте, где гонимые врагами люди находятся в безопасности. Мы имеем дело с древней драгоценной традицией, которую нельзя отставить в сторону просто удобства ради. – Он пожевал губами, словно пытаясь извлечь языком волоконце мяса, застрявшее между коренными зубами. – Если мальчику грозит столь ужасная опасность, вы можете попытаться уговорить мать отдать ребенка под ваше попечение. Однако лично вы не имеете права войти туда. Как и любой вооруженный человек. И уж конечно, вы не имеете права забрать его силой.

Ричард качнул головой – отчасти в изумлении, отчасти в недоумении – перед таким источником сопротивления. Его забавляло уже то, что этот дряхлый старец сумел проснуться на достаточный срок, а тем более оказать ему подобное противодействие.

– Ваша милость, у меня есть собственный сын примерно такого же возраста. И если б он оказался среди людей, намеревающихся его убить, я воспользовался бы любой возможностью, чтобы спасти мальчика, – заявил герцог. – Я пошел бы на что угодно. Я забрал бы его из рук его собственной матери.

– Чтобы оказаться навеки проклятым.

– Да, ваша милость. Я был бы проклят, но спас бы при этом своего сына, вы понимаете меня? Ричард – сын моего брата. Каждый новый день приносит мне известия о новых заговорах. Тем не менее я не могу забрать его в то надежное место, куда не способны вступить скверные люди! Юный Эдуард находится за стенами Тауэра, и стены эти стережет сотня людей, приглядывающих и друг за другом. Самый искусный наемный убийца не сумеет добраться до опочивальни Эдуарда, но где ляжет сегодня спать его брат? Горстка монахов не остановит убийц, ваша милость.

– Я как будто бы понял вас, – ответил старик, неосознанным, но привычным движением перебирая пальцами бороду. – Вы хотите защитить мальчика и одновременно утешить обоих братьев обществом друг друга.

– В самой надежной крепости Англии, ваша милость. Мой брат Эдуард назначил меня лордом-протектором и оставил мне все, что я должен защищать: свою собственность, своих наследников и свой край. И я прошу всего лишь вернуть в мое распоряжение отсутствующую часть его наследия, пока не пролилась новая кровь.

Последние слова Ричарда заставили старика заморгать, но он так и не решился спросить, чем следует их считать: угрозой или упоминанием об обнаруженных лордом-протектором заговорах. Архиепископ мог только представить себе тот ужас, в котором он окажется, если ребенка убьют вместе с его матерью и сестрами, и осуждение, которое падет тогда на его голову.