– Он еще кое-что забыл нам сказать, – проворчал где-то сзади Роберт. – Позвольте представить вам Карла Двенадцатого, короля Швеции.

У Бена недостало сил что-либо ответить, он лишь кивнул, и не потому, что не был поражен присутствием здесь короля, а потому, что более не последовало со шведской стороны никаких действий.

Фриск – вернее, Карл слегка улыбнулся:

– Когда-нибудь, господин Франклин, мы с вами вернемся к нашему предыдущему разговору о ценности монархии, но сейчас, боюсь, эту тему придется отложить.

– Господин… То есть, ваше величество…

– Лучше «господин», – произнес Карл. – У нас у всех очень важные дела в Венеции. – Он повернулся к лейтенанту: – Разошлите сообщения по эфирным самописцам. Пусть те люди, которым мы доверяем, достанут нам свежих лошадей. – Он кивнул в сторону Бена. – Он не может ехать верхом, выделите людей, которые его понесут. Я хочу, чтобы через час мы уже снялись с лагеря, а через пять дней я желаю быть в Венеции.

– Через пять дней?! – воскликнул Роберт. – Отсюда до Венеции пять сотен миль, а может, и того больше.

– В день мы должны преодолевать по сотне миль, не так ли? – воскликнул Карл.

– Но зачем… – произнес Бен, – зачем такая спешка?

Карл подался вперед, голос его зазвучал тихо и жестко.

– Затем, чтобы царь Петр не оказался в Венеции раньше нас.

– Вместо улиц каналы, – обронил Красные Мокасины, прищурившись и вглядываясь вдаль.

– Ага, – поддакнул Таг, – я же говорил тебе. Это прямо чудо какое-то!

Красные Мокасины искал чудо и нашел его, но оно было не чудеснее обычной гремучей змеи, паука или угря. Алжир показался ему невыносимым городом, а Венеция выглядела и того хуже. Разглядывая город, он вспомнил слова привидевшегося ему во сне бледнолицего вождя ока нахолло, хотя кто его знает, кем было то видение на самом деле. Он вспомнил подводный город из камня и полусгнившего дерева, жители которого превращали плененных ими людей в существа, подобные ракам по духу и с сердцами пиявок.

И сейчас он приближался к городу, возведенному из камня и полусгнившего дерева, который, должно быть, только вчера поднялся из морских глубин, и он не вызывал у Красных Мокасин никаких чувств, кроме отвращения. Сердце у него екнуло, когда он вспомнил, как его враг намекал на родство, существующее между ним и европейцами. Венеция была первым настоящим городом ока нахолло, который ему довелось увидеть воочию, а в Алжире люди и лицом, и волосами были темнее даже его самого. Но он помнил и другие рассказы, о голландцах например, которые тоже жили в городах, находящихся ниже уровня моря, и где вместо улиц – каналы. Он встречал голландцев, и у них были белые лица, как и в легенде об ока нахолло.

Старейшины говорили, что народ чоктау вышел из водного мира, что лежал глубоко-глубоко, и было это в Начале времен. Чтобы стать людьми, они, подобно ракам, разорвали свою оболочку. И с тех пор уже много-много лет чоктау живут под лучами палящего солнца. Вероятно, европейцы покинули мир воды совсем недавно и потому ближе к нижнему миру, к преисподней. Этим, видно, и объясняются их любовь к закрытым, ограниченным пространствам, эта мания закрывать тело и все их невероятные поступки. Они – существа, которые застряли где-то посредине, и не понять, то ли они из грязи и мути поднимаются, то ли опускаются туда.

Красные Мокасины окинул взглядом свой европейский костюм, пытаясь представить, сколько времени потребуется ока нахолло, чтобы превратить индейца чоктау в себе подобного, и по телу у него пробежала дрожь. И ему захотелось вернуться домой, обзавестись семьей, возделывать землю, охотиться на оленей, воевать с племенем чикасо. Словом, он хотел оставаться самим собой – индейцем чоктау.

Казалось, все прочие на корабле, кроме него, восторженно принимают Венецию, и даже люди с таким же далеко не белым цветом кожи, как у Фернандо. Они наперебой трещали о развлечениях и удовольствиях, что ждут их в городе, и громче всего кричали о достоинствах венецианских женщин. Таг уже успел пообещать ему снова «повеселиться на славу», но Красные Мокасины сомневался, что он вынесет еще одну ночь подобного веселья, особенно в городе, чьи улицы полны воды и готовы поглотить каждого пьяного, в них свалившегося.

Нет! Если уж он должен войти в воды Венеции, то ее воды в него не войдут. Так же как и в Алжире, здесь все предвещало обернуться его неведомым врагом, желающим его погубить. Этот враг неотступно следует за ним. Трижды на пути к Венеции он ловил на себе пристальный взгляд, и трижды враг его исчезал, не оставив следа.

Подошел Нейрн. Чувствовалось, что он нервничает.

– На твоем лице беспокойство, – сказал Нейрн.

– А у меня есть причина для беспокойства?

Нейрн нахмурился:

– Пока все идет, как и обещал Рива. Никто нас не беспокоил, пока мы плыли по Средиземному морю, да и здесь, должен признать, обхождение учтивое. Ты обратил внимание, что Венецию покидают турецкие корабли?

Красные Мокасины печально улыбнулся:

– Я так и не научился отличать, какой стране принадлежит корабль.

– За последние несколько часов я насчитал семь турецких кораблей, которые покинули порт. Посмотри вокруг повнимательней, похоже, здесь каждый стремится покинуть порт.

– Вы думаете, Венеции угрожает какая-то опасность?

– Думаю, здесь происходит нечто для нас неожиданное.

«Возможно, преисподняя готовится вновь поглотить Венецию, – подумал Красные Мокасины, – вернуть ее туда, откуда она вышла».

– А что венецианец говорит на этот счет? – вслух спросил он.

– Я не знаю. Он сошел на берег, надеюсь, вернется.

Доменико Рива вернулся часов через пять, с лицом довольно мрачным.

– Вы обещали через час вернуться, – встретил его Черная Борода, грозно сверкая глазами.

Рива опустил голову и беспомощно развел руками:

– Простите. Но все… Пожалуйста, соберите совет.

Черная Борода медленно повернул голову и прищурился.

– Думаю, тебе лучше мне рассказать, что происходит, и сделать это прямо сейчас. – Он говорил небрежно, едва выговаривая слова. – Не пройдет и часа, как в гавани не останется ни одного корабля, кроме наших. Так вот, я хочу знать, что они знают такое, чего мы не знаем.

– Молю о прощении, – начал Рива, – но я и в мыслях не имел что-либо скрывать от вас. Все сходится к тому, что очень скоро в Венецию вторгнутся вражеские войска.

– Вторгнутся вражеские войска?

– Да. Корабли московитов уже на подходе.

– Что я слышу! Откуда они идут? Через Босфор? Да Турция их там на куски разорвет.