«В какой стадии?»

Молотов молча пожал плечами. Он тоже ничего не знал. И в этом была острая опасность, заставившая его рискнуть на эту встречу с Берией. Они никогда не были друзьями. Но опасность заставляет сбиваться в стаю даже одиноких степных волков.

Молотов был в гораздо худшем положении, чем Берия. Но Берия понимал, что в любой момент они могут сравняться. И бомба не защитит. Он не Курчатов. И даже не молодой Сахаров. Его без труда заменят Ванников или Завенягин. Поэтому не стоило отталкивать протянутую Молотовым руку. В конце концов, сделать это никогда не поздно.

Он еще раз взглянул на бумажную четвертушку. Молотов написал на ней только одно слово: «Все». Но эти три буквы могли означать для него немедленный приговор. У Берии был соблазн сохранить эту бумажку. Но тут же понял: нельзя. Молотов сразу поймет. Не дурак. Дураки до такого возраста в Политбюро не доживают.

Он сжег четвертушку в просторной хрустальной пепельнице, размял окурком пепел и с озабоченностью в голосе проговорил:

— Интересные материалы. Очень интересные. Евреи, а? Ишь как развернулись! Жаль, нет сейчас времени дочитать. Потом дочитаю и передам твоему Ветрову. Спасибо, что дал себе труд занести.

Пожав Молотову руку и проводив его до дверей кабинета, Берия вернулся к столу. Отдаленно, приглушенные окнами и плотными портьерами, прозвучали куранты. Полночь. Берия перевернул листок настольного календаря.

1 августа 1949 года.

Впереди был час «Ч».

Первый взрыв советской атомной бомбы был произведен на Семипалатинском полигоне 29 августа 1949 года в 6 часов утра, сразу после восхода солнца. Через час, когда были собраны данные телеметрии и стало ясно, что испытание прошло успешно и что мощность взрыва соответствует расчетной, Берия, находившийся на командном пункте в пятнадцати километрах от эпицентра взрыва, связался по ВЧ с Москвой. В Москве в это время была глубокая ночь. Ответил Поскребышев:

— Товарищ Сталин ушел спать.

— Разбудите, — потребовал Берия. — Дело чрезвычайной важности.

Через несколько минут в трубке раздался сонный, недовольный голос Сталина:

— Чего тебе?

— Иосиф Виссарионович, ваш приказ выполнен. Испытание прошло успешно. Взрыв такой же, как у американцев.

— Я уже знаю. Прилетай, доложишь. А сейчас я хочу спать.

И Сталин положил трубку.

Берия бешено оглядел столпившихся в комнате связи генералов и ведущих ученых:

— Какая блядь успела?! Расстреляю, мать вашу! Утоплю в тяжелой воде! В говне! Ноги повыдергиваю!

Отбушевав, успокоился. Понимал: кому нужно, тот и успел.

Расцеловал Курчатова и академика Харитона.

— Поздравляю. Сделано дело. Сделано!..

Через день он докладывал о ходе и результатах испытания Сталину. Сталин молча слушал, рассматривал разложенные на столе для совещаний фотоснимки: сам взрыв во всех его фазах, опрокинутые и наполовину оплавленные танки, перед этим специально собранные на полигоне, чудовищно искореженные фермы железнодорожного моста, осмоленные, но живые верблюды с вытекшими глазами в траншеях, вулканическая лава на месте бетонных сооружений.

— Когда будет вторая бомба? — спросил Сталин, когда Берия закончил доклад.

— Как только накопим необходимое количество плутония.

— Сколько сейчас у американцев бомб? Хватит, чтобы уничтожить Советский Союз?

— Нет. И не рискнут. Общественное мнение. Борьба за мир.

— А мы, когда накопим, рискнем?

В этом был весь Сталин. Для него не существовало конечных станций. Все — полустанки. Цель обесценивалась для него не в момент ее достижения, а как только становилось ясно, что она достижима и будет достигнута.

Сталин молчал, ждал ответа.

— Рискнем, — подтвердил Берия. — Если обгоним их по качеству. Качество — водородная бомба. Идея Тамма и молодого Сахарова. Мы будем объявлять об испытании?

Сталин подумал и ответил:

— Нет.

— Они могут сами узнать, — предупредил Берия. — По пробам воздуха в высоких слоях атмосферы. Наши ученые говорят, что это достаточно точный метод.

— Узнают — тогда и объявим… Ладно. Давай список.

— Какой список? — сделал вид, что не понял, Берия.

— Какой! В котором ты в конце.

Берия достал из папки и положил на письменный стол Сталина давно заготовленный список на награждение участников создания бомбы.

Сталин внимательно просмотрел его. Отметил:

— И в самом деле — в конце. Это неправильно, Лаврентий.

Он взял свой любимый мягкий коричневый карандаш и вписал Берию в начало списка.

— Вот так будет правильнее.

Немного подумал и наложил резолюцию в левом верхнем углу, наискось: «Согласен. Расстрелять». И размашисто расписался: И. Сталин.

Берия помертвел.

Сталин удивленно посмотрел на него. Потом на список.

Потом снова на Берию.

— В чем дело?.. — Догадался: — А! Все перепутал. Это привычка, Лаврентий. Когда ты мне передаешь списки, я привык к такой резолюции.

Он зачеркнул слово «расстрелять», вписал сверху: «Наградить». И еще раз расписался.

— Ну и шутки у вас, — пробормотал Берия.

— «Дурак ты, боцман, и шутки твои дурацкие». А? Так?

Сталин довольно рассмеялся. Потом отдал Берии список и кивнул:

— Все. Пошутили, и хватит. Иди работай. Фотографии оставь, я их еще раз посмотрю.

Оставшись один, он закурил трубку и начал ходить вдоль стола, изредка поглядывая на разложенные на зеленом сукне снимки. Потом вызвал Поскребышева:

— Пригласи Абакумова. С докладом «о ленинградском деле».

Через час явился Абакумов с обобщенными протоколами допросов обвиняемых. Докладывал без шпаргалки, четко. Арестовано около двух тысяч человек. Получены доказательные признания по всем пунктам обвинения. Тайная антипартийная группировка. Вредительство. Секретарь ленинградского горкома партии Капустин, бывший, дал показания о своих связях с английской разведкой, назвал сообщников. Дело практически готово к передаче в суд.

Сталин полистал протоколы и вернул папку министру:

— Завершайте.

— Разрешите идти? — спросил Абакумов.

— Минутку, — остановил его Сталин. — В каком состоянии дело Еврейского комитета?

— Расследование продолжается, товарищ Сталин.

— Успешно?

— В общем, да.

Сталин уловил в голосе Абакумова нотки неуверенности и испытующе на него посмотрел.