Хазенклевер, впрочем, не только он один, почувствовал, как у него отлегло от души, когда примерно через час к ним во главе с лейтенантом подошли десятка три неизвестных им солдат из одного из батальонов 277-го полка. Хазенклевер воспрял, хотя в душе и опасался, что ему грозит нагоняй за то, что он сделал, если не хуже. Впрочем, он слишком устал, чтобы переживать по этому поводу, и был только рад сложить с себя обязанности командира. Как он и ожидал, лейтенант выговорил ему за проявленное малодушие, намекнув, что последствия могут быть самые серьезные. После этих его слов Хазенклевер встревожился. Хотя, если говорить со всей откровенностью, лейтенант лишь передал ему чужие слова. Поэтому фразу свою он бросил ему сухо, после чего тотчас приступил к своим обязанностям.

— Ладно, не берите в голову, фельдфебель. Ведь прямо сейчас никакого наказания вам не светит. А мне вы еще понадобитесь.

Лейтенант произнес эти слова походя, не слишком задумываясь о том, что впоследствии этого немолодого унтер-офицера вполне могут поставить к стенке. Впрочем, скорее всего, до этого не дойдет. Да и вообще, какое ему дело.

А вот многие тотчас смекнули, что лейтенант наверняка попробует предпринять контратаку. Кое-кому в голову даже закралась мысль о том, а не пристрелить ли его, пока не поздно. Надо сказать, Кордтс был отнюдь не одинок в этих мыслях, что не было ни для кого секретом. Летаргия, привычка, отчаяние, инерция. Либо вообще ничего не делать, либо делать то, что тебе прикажут. И еще страх. В сложившихся условиях напряженная умственная работа была выше их сил. Тем не менее эта предательская мысль закралась в сознание сама по себе, без каких-либо усилий с их стороны, когда они занимали новые позиции возле окон, дверей, пробитых снарядами отверстий.

Они не ошиблись. Лейтенант действительно предпринял контратаку, однако возложил это тяжкое бремя на плечи своих солдат — тех, с которыми прибыл. Залп немецких орудий, бивших из центра города, оказался слаб, но на редкость точен. Точен потому, что «Гамбург» был нанесен на их карты, как и все остальные укрепленные пункты в городе. Впрочем, эффект от него был невелик, да и сам огонь длился недолго — всего две минуты. Иными словами, его оказалось недостаточно, чтобы выбить боевой дух из новых обитателей «Гамбурга». Противник уложил и лейтенанта, и половину его солдат, как только те рискнули выйти из своих укрытий. Вторая половина со всех ног бросилась назад, чтобы присоединиться к роте Хазенклевера. И лишь раненые остались лежать, корчась на снегу, и что-то кричали им вслед. Никто не желал возвращаться за ними, разве что свои товарищи, но и те остались безучастны.

В общем, спустя полчаса Хазенклевер был вынужден снова принять командование на свои плечи, не зная, то ли радоваться по этому поводу, то ли огорчаться. Верх взяла инерция. Впрочем, душевных сил на то, чтобы предпринять новую контратаку, у него не нашлось. Лишь по инерции попытался что-то организовать, что-то такое, от чего будет хоть какая-то польза. Он поговорил со Шрадером. Шрадер же был слишком подавлен и не стал препираться. Вместо этого они механически, словно роботы, стали обсуждать то одно, то другое, а заодно изучили свое новое местоположение с тем, чтобы максимально использовать его возможности.

— Вон тот дом, — произнес Шрадер.

— Да, думаю, его будет достаточно.

В последний момент к нему все-таки вернулся здравый смысл, и он отправил радиодонесение в батальонный штаб с подробным описанием того, что произошло, а заодно, прежде чем предпринимать новую контратаку, запросил поддержку в виде живой силы и боеприпасов. Увы, таковых в наличии не оказалось, и его просьба была отклонена.

— Командующий офицер погиб, — пояснил Хазенклевер.

— Ничего страшного. Возьмите командование на себя. «Гамбург» следует вернуть любой ценой. Вам будет дана поддержка артиллерии, залп будет произведен через тридцать секунд после того, как вы сами начнете отсчет.

— На кой черт нам этот залп! — произнес Шрадер. — Он лишь только обозлит Иванов. А без дымовых снарядов жди кровавую бойню.

— Сам знаю. Помоги мне собрать солдат.

К этому моменту Шрадер успокоился и был в состоянии раскинуть мозгами, однако, даже если у него и имелись какие-то собственные мысли, он взялся выполнять порученное ему задание. Надо сказать, что в какой-то миг ему примерещился его бывший взвод — Букса, Хоппе, Хиль, Рейман, Херманн, Книппе, Зюдау — все, кто погиб на «Хорьке». Они выстроились плечом к плечу среди руин, кто слегка ссутулившись, кто навытяжку, и смотрят ему в глаза. Солдаты, которых он знал ненамного лучше, нежели тех, которыми командовал в данный момент. Правда, уже в следующее мгновение все его чувства словно начали отключаться, причем каждое на свой лад. Его бывшие товарищи по оружию — они стояли у него перед глазами даже тогда, когда он отчетливо слышал рядом с собой голос Хазенклевера. Шрадер принял к сведению то, что тот ему сказал, и вновь посмотрел на солдат. Да, еще Крабель. Он тоже был среди них.

Ту часть взвода, в которой были Фрайтаг и Кордтс, он вывел через разбитое окно в задней части здания. Он уже сказал им, куда они направляются. Спустя полминуты к ним присоединился Хазенклевер. Шрадер вернулся к остальным солдатам.

— Вы не должны бросать нас, — сказал он ему.

— Не волнуйся, я скоро вернусь, — пообещал Хазенклевер. — А вы давайте, выполняйте задание.

Они обошли здание сзади. Почему-то здесь было на удивление тихо. Впрочем, наверно, им так лишь показалось. От утла здания они рассредоточились за кучами битого кирпича, на расстоянии нескольких метров друг от друга. Отсюда им как на ладони был виден дом, в котором Шрадер и Хазенклевер обосновались всего несколько минут назад.

Дом был крепкий и стоял посреди других зданий, которые, в отличие от него, рухнули. От того места, где они сейчас заняли позиции, до дома было метров шестьдесят. Хазенклевер захватил с собой пулеметчиков, ему была нужна новая огневая точка. Фрайтаг и его бойцы установят еще один пулемет в уцелевшем доме. Отсюда, из-за руин, а также из окна здания можно вести по «Гамбургу» перекрестный огонь. Контратака начнется либо из того дома, либо с их позиций среди развалин. Может быть, отсюда и оттуда одновременно. Русские наверняка не знают, откуда ее ждать. Впрочем, сам Хазенклевер также колебался, не зная, откуда начать.

Геометрические линии этого плана имели свою логику, хотя ни Шрадер, ни Хазенклевер не могли сказать, насколько реалистичен их план. Да и о каком реализме можно говорить при полном отсутствии тяжелой техники. Тридцать секунд, которые дали им артиллеристы в центре города, казались полной бессмыслицей, однако Хазенклевер склонялся к тому, чтобы все-таки ими воспользоваться. Этого времени будет достаточно, чтобы отвести солдат назад к тому дому. И он вернулся в уцелевшее строение, не поставив в известность Шрадера.

Фрайтаг посмотрел на дом. Затем на «Гамбург». Где-то посередине между этими двумя строениями в дыму маячил искореженный остов моста через Ловать. Эта картинка, словно налипшая на поле зрения, в данный момент уже не играла никакой роли. Он посмотрел на своих солдат, на пулемет и треногу, которые они тащили с собой. Он посмотрел на Кордтса и его солдат — в данный момент те крадучись пробирались мимо него. Им предстояло начать контратаку, выманить на открытое пространство русских, которые вполне могли найти укрытие в доме. Кордтс посмотрел в его сторону и что-то сказал, но Фрайтаг не расслышал его слов из-за стоявшего грохота. Зато они протянули друг другу руки, словно прощаясь. А пока они прощались, мимо Кордтса прополз Шрадер.