Но сегодня попытка куратора начать деловой разговор с беззаботной прелюдии вызывала у Тиоракиса раздражение, которое он мог бы при иных обстоятельствах скрыть за привычной игрой, но в обществе Стаарза не считал необходимым этого делать.

Стаарз, внимательно наблюдавший за реакциями Тиоракиса, понял, что нынче следует без долгих обиняков переходить к делу.

Он сделал небольшую паузу, вследствие чего между ним и Тиоракисом, явно не настроенным поддерживать легкую беседу, на некоторое время образовалось натужное молчание. За время тайм-аута Стаарз забраковал пару показавшихся ему фальшивыми и ненужными продолжений разговора, вроде того: «Вас что-то тревожит, Ансельм?..» или «Я, чувствую, вас что-то мучает, расскажите…» Он и без того знал, что тревожит и мучает Тиоракиса, и поэтому не стал провоцировать агента на излияния, а решил укреплять дух своего подопечного, опираясь на обретенные новые средства.

— Ансельм! — начал он. — Как вы, наверняка, и сами догадались, наша нынешняя встреча отнюдь не ради выяснения состояния ваших личных дел.

Тиоракис подобрался, а Стаарз продолжил:

— Мы переходим к важнейшей части нашей операции против ФОБ, и вам в ней отведена заглавная роль. Я не слишком патетичен?

— Нет, ничего… Я слушаю.

— Коротко. Ваше внедрение, по всем нашим сведениям, прошло успешно. Добытые вами материалы весьма хороши и позволяют нанести сильный удар по этой организации.

Тиоракис вдруг почувствовал необходимость глубоко вздохнуть, что и сделал, сильно втянув в себя воздух носом.

— Однако, просто сильный удар нас не устраивает, — продолжал рубить Стаарз, — нам нужен удар — решающий, а еще лучше, окончательное закрытие этой темы.

Тиоракис выдохнул и вопросительно уставился на куратора.

— А для этого, мой милый Ансельм, нужно свернуть шею головке клана. Вы меня понимаете?

— В общем…

— «В общем» — не годится. Поясняю: свернуть шею — следует понимать буквально. Еще определеннее — физически уничтожить. М-м? Понятно?

— Ну да… да… понятно… — на самом деле не понимая, куда клонит Стаарз, ответил Тиоракис. — Известно, ведь: «если враг не сдается, — его уничтожают». Собственно, при оказании сопротивления, никогда не церемонились…

— Все-таки не до конца вы меня поняли, мой друг, — с коротким вздохом снова вступил Стаарз. — Никто не собирается Васоду, Рамаху или тому же Дадуду предлагать сдаваться. Во-первых, потому, что баскенцы не сдаются. Баскенец на тропе войны — фанатик. А если в редких случаях он и сдается, то, как показывает весь наш опыт, лишь для виду, чтобы обмануть. Нарушить слово, данное врагу, — у бакенцев признается родом военной доблести. Во-вторых, чтобы предложить им сдаться, и, чтобы это предложение воспринималось серьезно, нужно названных мною господ, как минимум, загнать в какой-нибудь угол, из которого они бы не могли вывернуться и где их можно было бы заставить выслушать наш ультиматум. Опять же, весь наш прошлый опыт военных соприкосновений с баскенцами говорит о том, что с помощью войсковой операции поставить их в такое положение, когда они окопались в своих катакомбах, практически невозможно. Что прикажете делать?

Этот вопрос был, разумеется, риторическим. Тиоракис напряженно слушал, не перебивал и не встревал, а Стаарз продолжал доверительным, мягким, почти воркующим тоном излагать весьма жесткие вещи.

— Никакая «конопатка», даже при применении самоновейшей техники, не поможет. Можно было бы попробовать запустить в систему хорошую порцию отравляющего газа… Но, тут опять же два обстоятельства. Первое — чисто техническое. Объем, протяженность и топография пещерной системы для нас все еще темный лес. Сколько нужно газа? Куда его заливать? Черт его знает! Будет ли эффективной атака — бабушка надвое сказала. А то выдует все каким-нибудь сквозняком неизвестно куда и с неясными для нас же самих последствиями. Другое обстоятельство — политическое. Сохранение нашего лица в семье, так сказать, цивилизованных народов. Ведь упомянутые мною деятели сидят там почти со всем своим табором: с женами, детьми и прочими, якобы мирными, гражданами… Можете себе представить, какой вой поднимут за границей, если массированная газовая атака пройдет успешно? Геноцид, понимаете, преступление против человечности… и все такое… Следовательно? А? Правильно! — сам себе на очередной риторический вопрос ответил Стаарз. — Нужна спецоперация. Точечное воздействие.

Здесь Стаарз сделал короткую паузу и, в упор глядя на Тиоракиса, резюмировал:

— Вот это-то мы и предполагаем доверить вам, Ансельм. Уничтожение личными действиями штаба врага — не идет вразрез с вашими моральными принципами, господин суперконет ФБГБ?

Нет! Предупредить своих он никак не успеет! Даже для экстренной связи нужно некоторое время и хотя бы какая-то свобода маневра. А тут — ни того, ни другого. План акции предложил Гамеду он сам. И разработать все ее детали поручили ему. Доверие оказали! А вот теперь, совершенно неожиданно для него, реализацию перенесли на завтра. «Дадуд распорядился — завтра! — отрезал на его изумленный вопрос Гамед. — Тебе-то какая разница? Ты молодец! Все отлично подготовил. Тем и хорош твой план, что его можно привести в действие в любое время».

Тиоракис чувствовал, что его приперли к стенке.

Если хотя бы командовать боевым звеном поручили ему, то, пользуясь своим положением, он сумел бы выкроить несколько минут, чтобы остаться одному и сделать необходимый звонок… Но командиром боевого звена поставили Вагда, без ведома которого нельзя отлучиться ни на секунду. И другой боевик, мрачный и молчаливый маами, с которым придется идти на дело и которого Тиоракис раньше вообще никогда не видел, не сводит с него глаз. Это Тиоракис чувствует совершенно отчетливо, хотя и изображает, что не чувствует…

А вот кнопку, суки, доверили нажимать именно ему, Тиоракису. Откуда у этого «доверия» ноги растут — понятно. Еще одна проверка. Окончательная? Кровью повязать хотят. Именно этого он и боялся более всего, хотя такой вариант развития событий и обсуждался в качестве весьма вероятного во время памятной встречи со Стаарзом.

Вообще, эта встреча, как он теперь отчетливо видел, была одним из главных событий в его жизни. Ему предложили принять посвящение, и он его принял. Ему дали понять, что он последний раз стоит в точке возврата, и он решил идти дальше…

* * *

Когда Стаарз неожиданно титуловал его суперкорнетом ФБГБ, Тиоракис одновременно и изумился, и тут же с некоторым самодовольством подумал: «Ну, наконец-то!» Ему никто ничего определенного не обещал, но сам-то он уже некоторое время полагал, что заслужил быть причисленным к лику штатных сотрудников ведомства, которому по сию пору служил в качестве доброхота.

И все равно, — это был сюрприз. Приятный сюрприз. Своевременный. Это сбывались посещавшие Тиоракиса с самого детства героические мечты. Это давало удовлетворение его честолюбию. Это была оценка его работы (оценка, на которую он надеялся и которую ждал). Это давало ощущение плеча, ощущение настоящей опоры на всю мощь секретного ордена…