Бифрост Эйри был первым городом, построенным как воплощение мечты о Шангри-Ла на высоких хребтах ланкивейльских гор. Высеченные в камне здания располагались выше облаков, вечно окутывавших планету. С балконов, на которых медитировали монахи, пики гор выглядели, как утесы среди бескрайнего моря вечных туч. Башни и минареты были отделаны золотом, с большим трудом добытым в отдаленных шахтах. Каждая стена была покрыта резными фризами и картинами древних саг, побуждающими к правильному моральному выбору.

Абульурд и Эмми часто посещали Бифрост Эйри, навещая ее отца и просто для того, чтобы отдохнуть в монастыре от мирских забот. После семилетнего пребывания на жарком и пыльном Арракисе супруги провели в Бифрост Эйри целый месяц для того, чтобы очистить свой дух.

И вот теперь внезапный обвал уничтожил этот монументальный реликт древнего духа. Абульурд не знал, хватит ли у него сил вынести такое раздирающее душу зрелище.

Они сидели, тесно прижавшись друг к другу, пока орнитоптер забирался все выше и выше, минуя зыбкие воздушные потоки. Поскольку внизу не было никаких ориентиров, Абульурд руководствовался координатами, внесенными в бортовую навигационную систему орнитоптера. Воздушное судно пролетело мимо острого как бритва хребта, миновало ледниковую впадину, а потом стало подниматься вдоль изрезанного ущельями черного склона, где совсем недавно стоял город. Нестерпимый солнечный свет слепил глаза.

Эмми не отрываясь смотрела вперед своими яшмовыми глазами, считая вершины и ориентируясь по одной ей ведомым признакам. Вдруг она встрепенулась и, не выпуская руку мужа, показала вниз. Абульурд узнал несколько сверкающих золотых завитков и молочно-белые камни, на которых некогда покоились самые величественные сооружения Бифрост Эйри. Почти треть города была сметена и перестала существовать, словно гигантская снежная метла снесла на своем пути все, будь то скала, храм или возносящий молитву монах.

Орнитоптер приземлился на том месте, где находилась центральная площадь, на которой сейчас толпились добровольцы, вооруженные спасательной техникой. На громадном снежном поле собрались уцелевшие монахи и прилетевшие их спасать люди. Одетые в черное монахи с помощью подручных средств пытались выкопать из-под снега выживших, но чаще находили под плотным настом лишь окоченевшие тела Абульурд вышел из орнитоптера и помог выйти жене, боясь, что у нее подкосятся ноги. Он и сам едва устоял на ногах, почувствовав слабость в коленях при виде такого неслыханного бедствия. Хотя сильный ветер швырял в лицо мелкую ледяную крошку, слезы, которые потекли из светлых глаз Абульурда, были вызваны не холодным ветром.

Заметив, что прибыли высокие гости, похожий на медведя бургомистр Онир Раута-Раббан направился к ним. Его рот открывался и закрывался над бородой, закрывавшей половину лица, но слов не было, старый Онир потерял дар речи. Выбросив вперед свои могучие руки, он прижал к себе дочь. Потом Абульурд обнялся со своим тестем.

Бифрост Эйри славился своей архитектурой, домами с призматическими хрустальными окнами, отражавшими радужный свет на склоны гор. Люди, жившие здесь, были искусными ремесленниками, изготовлявшими ценности, отвечавшие вкусам самых богатых и придирчивых покупателей. Больше всего были известны уникальные книги, выполненные каллиграфическими шрифтами, и иллюстрированные светящиеся рукописные экземпляры подарочных копий Оранжевой Католической Библии. Лишь богатейшим из Великих Домов были доступны эти инкунабулы, вручную сделанные монахами Ланкивейля.

Самыми интересными, однако, были поющие статуи, составленные из кварцевых кристаллов, имевших определенные резонансные частоты. Если ударить по одному кристаллу, то он начинал звучать, вызывая звучание соседних кристаллов, и так до тех пор, пока не начинала петь вся статуя, исторгая неслыханную нигде в империи музыку…

— Скоро сюда прибудут рабочие команды и транспорты с оборудованием, — сказал Абульурд Ониру Раута-Раббану. — Они привезут с собой строительные материалы и средства первой помощи.

— Мы видим здесь лишь скорбь и трагедию, — сказала Эмми. — Я понимаю, что сейчас ты не можешь ясно мыслить, отец, но если мы можем сделать что-то еще, то…

Огромный человек с квадратными плечами кивнул в ответ на слова дочери.

— Можете, дочка.

С этими словами Онир посмотрел в глаза Абульурда.

— В следующем месяце мы должны выплатить свою десятину Дому Харконненов. Мы сумели продать достаточно хрусталя, ковров и рукописных книг, выручив много соляри. Но теперь, — он жестом указал на место бедствия, — все это оказалось погребенным под снегом, и мы не знаем, где взять деньги, чтобы уплатить долг.

При заключении исходного соглашения между Домом Раббанов и Домом Харконненов было оговорено, что религиозные города Ланкивейля будут платить каждый год в казну Харконненов определенную сумму, после чего последние не будут иметь к общинам никаких финансовых претензий. Абульурд поднял руку.

— Об этом вам не надо беспокоиться, — сказал он тестю. Несмотря на традиционную жестокость Дома Харконненов, Абульурд, для того чтобы нормально жить со своими подданными, всегда старался обходиться с людьми с тем уважением, которого те заслуживали. Однако с тех пор, как его сын своей бессмысленной и жестокой охотой лишил пропитания все население Тула-Фьорда, Абульурд почувствовал, что пал в черную пропасть одиночества. Только любовь Эмми поддерживала его среди тьмы отчаяния, придавая силы и оптимизм.

— Вы получите все, в чем нуждаетесь. Сейчас же самое важное — отыскать всех уцелевших и восстановить город.

Онир Раута-Раббан был настолько опустошен трагедией, что потерял способность плакать. Сухими глазами смотрел он на людей, взбиравшихся вверх по склону горы. С ясного синего неба светило яркое солнце. Лавина окрасила мир в девственно-белый цвет, скрыв под ослепительным покрывалом черноту причиненного ею горя.

* * *

В своем личном кабинете на Гьеди Первой, где он часто совещался с ментатом и племянником, барон Харконнен отреагировал на происшедшее с соответствующим случаю негодованием. Бурно обсуждая происшедшее, барон, приплясывая на подвесках, перемещался по кабинету, в то время как двое других собеседников сидели в креслах-собаках. Новая декоративная трость стояла у свободного кресла, предназначенная не для того, чтобы опираться на нее при ходьбе, а для того, чтобы при случае ударить провинившегося. Набалдашник трости был выполнен не в виде головы песчаного червя, как прежний, украшавший выброшенную трость, а в виде грифона — герба рода Харконненов.

В углах помещения высились декоративные колонны, придавая кабинету вульгарный вид. В одном из углов располагался сухой фонтан. В комнате не было окон: барон не любил рассматривать промышленные пейзажи. Пол был выложен плитками, прохладной поверхности которых, с помощью подвесок, едва касались босые ноги барона. В углу напротив фонтана был виден небрежно прислоненный к стене флаг. За много лет никто не удосужился поставить его прямо.

Барон вперил пылающий взгляд в Глоссу Раббана.

— Твой отец снова проявил мягкотелость и малодушие. Раббан отпрянул, испугавшись, что дядя снова отправит его на Ланкивейль увещевать Абульурда. На Раббане был надет жилет цвета морской волны, обнажавший толстые мускулистые руки. Коротко подстриженные рыжеватые волосы были прилизаны из-за того, что Раббан часто носил каску.