«Я слышал от кого-то, что отказы такого типа занесены в тренажер-симулятор».

«Но помните ли вы.> что Центр управления в одном случае без необходимости прервал имитированную процедуру посадки, а затем догадался, что этого не требовалось, если активировались определенные типы программных аварийных кодов, но не наблюдалось иных проблем? Вы не помните, говорилось ли кем-то об этом?»

«Нет».

«Но если бы такая информация имелась у вас, стали бы вы реагировать на сигналы компьютера иначе, когда они действительно возникли во время полета Apollo 11?»

«Да, было бы полезно знать о них».

Олдрин тоже категорически не помнит ни единого слова о проведенной в последнюю минуту тренировочной сессии ЦУПа: «Ничего об этом не знал, пока мне не рассказали через год-другой после нашего полета. Только тогда я узнал, что кто-то уже проходил такую ситуацию на тренировке». С другой стороны, Базу казалось, что Нилу обязательно должно было стать известно что-нибудь об этом до старта: «Я думаю, что Нилу дали информацию, потому он знал, что нечто подобное может действительно произойти».

«Так что же, Баз, когда программные оповещения настигли вас обоих во время снижения, вы считаете, что у Нила было ожидание того, что это может случиться и что ситуация отрабатывалась на тренировке, но сами вы не знали об этом ничего?»

«Именно так. Я ничего не знал об этом. И это была нехорошая ситуация. Мне следовало знать, каково значение этих сигналов, как и некоторые другие вещи. Но с Нилом существовала та проблема, что он был скуп на информацию, и я не знаю, как я мог бы изменить это».

«Но не помогло ли вам обоим знать результаты той проведенной ранее тренировки, чтобы вы оба могли рационально отреагировать в случае реального появления такого программного оповещения?»

«Я согласен, но я ничего не знал об этом еще год или больше после полета. И когда это произошло, было уже поздно делать из этого проблему, потому что тогда это послужило бы поводом задать неприятные вопросы по поводу кое-чьих методов руководства, которые не лучшим образом отражались на результате, и я точно не хотел этим заниматься».

В конечном счете главный эффект, которые эти ложные тревожные сигналы оказали на Армстронга, состоял в том, что он уделил им больше времени и внимания, чем ему хотелось бы: «Я был обязан убедиться, что я понимаю, что именно происходит, и мы не упускаем признак чего-то действительно важного; поэтому в таком смысле это и впрямь был отвлекающий фактор, и мне пришлось затратить часть своего времени на его анализ. Когда появились эти аварийные сигналы, они нарушили мою сосредоточенность на наблюдении местности. Если бы я больше времени вел наблюдение из окна и лучше понимал, где мы находимся, я мог бы занять наилучшую позицию точно над тем местом, где нам требовалось сесть». Но ни разу во время серии сигналов Нил не думал, что ему может потребоваться прервать посадку, потому что он интуитивно понимал, что такие тревожные сигналы не требуют автоматического перехода к набору высоты, если все остальное в порядке. «В моем представлении оперативным признаком текущего состояния был сам полет аппарата и та информация, что отображалась на приборной панели. Если все шло так, как ожидалось, значит, все шло хорошо. Одна желтая лампочка на компьютере не могла меня напугать».

Когда Нил вновь обратил все внимание на поверхность Луны, к которой они быстро приближались, он не увидел никаких из тех кратеров или узоров из них, которые он мог узнать по памяти, но в этих условиях это не было большой бедой. Во время тренировок Нил часами рассматривал различные карты Луны, штудировал десятки фотографий поверхности, сделанных аппаратами Lunar Orbiter, и тщательно изучал множество снимков высокого разрешения, которые привез Apollo 10, попутно размечая одну за другой детали-вехи на поверхности вдоль трассы к Морю Спокойствия. «Те элементы поверхности, на которые я смотрел, не были похожи ни на что из того, что я изучал или достаточно хорошо помнил, и я не знал, где мы находимся, но я относился к этому прагматично. Вообще-то было бы удивительно, если бы в самую первую нашу попытку посадки на Луну мы сумели бы оказаться где-то поблизости от заранее назначенной точки. Я вовсе не полагался на эту возможность. С объективной точки зрения, мне было неважно, где именно мы прилунимся, лишь бы это оказалась пригодная и безопасная территория. Где в точности это случится, не имело значения. Думаю, нам достаточно было сесть в любой лунный задний двор».

Из-за того что внимание Армстронга было приковано к отмене программных аварийных сигналов, лишь на отметке высоты 610 м он смог, не отвлекаясь, рассмотреть, куда двигался корабль. То, что он увидел на протяжении следующих 460 м снижения, выглядело нехорошо.

Бортовой компьютер вел их прямо к ближнему склону кратера размером с футбольное поле. Этот кратер, позднее обозначенный как «Западный», окружало обширное поле каменных глыб. Некоторые камни на нем были размером с «Фольксваген».

«Сперва я подумал, что это может быть хорошее место для посадки – прямо рядом с кратером, потому что в такой близости от большого кратера будет больше ценных научных находок. Уклон на стороне этого большого кратера был значительным, и я подумал, что нам лучше не стоит пытаться сесть на крутой склон.

Потом я решил, что, может быть, я смогу не попасть ни на какие крупные валуны в каменном поле, но я еще не сажал этот аппарат и не знал, насколько хорошо у меня получится провести его между камнями к определенной точке посадки. Попытка попасть в очень маленькую область могла обернуться неприятностью. К тому же поверхность быстро приближалась, и скоро стало очевидно, что я не сумею остановиться настолько заранее, чтобы найти безопасную точку, чтобы сесть; я вообще не хотел садиться в этом месте. Лучше было отыскать более обширную и открытую местность, где нас не будет подстерегать опасность со всех сторон».

На подходе к отметке 150 м Армстронг взял управление на себя. Первое, что он сделал, – выпрямил аппарат примерно до нулевого тангажа, таким образом замедлив снижение. Кроме того, удерживая лунный модуль в вертикальном положении, он прервал гашение поступательной горизонтальной скорости, которая теперь оставалась около 15–18 м/с, и за счет этого он, как пилот вертолета, мог теперь провести свой корабль над кратером.

Когда Армстронг направился за кратер, ему требовалось отыскать хорошее место, чтобы прилуниться, и это могло стать очень непростой задачей, учитывая своеобразные условия освещения на реальной Луне, которые невозможно было имитировать при тренировках на Земле. «Оказалось большой проблемой, – вспоминал Нил, – то, что, когда мы приблизились к Луне, отраженный от поверхности свет стал таким ярким, причем независимо от угла обзора, что нам начало серьезно слепить глаза, и это нарушало наше восприятие глубины».