Дрожащими руками я взяла ножницы и подошла к первому мешку.Он был большим, около двух метров, а наверху привязана табличка с порядковымномером. Я прислушалась. Какая странная тишина на кладбище, даже собаки нелают. Таинственная, зловещая тишина. Кто-то из мордоворотов принес раскладнойстульчик, Касьян сел на него и вытянул ноги, другие встали рядом с ним, неспуская глаз с меня и покуривая сигареты.

– Ну что ждешь, Яна, смотри, какие у меня мальчики, одинлучше другого и все тебя хотят. Если через две минуты ты не приступишь кработе, то я отдам тебя им на растерзание, а мальчики у меня будь здоров,разорвут тебя прямо на части. И ты уже будешь сравнивать, с кем было лучше: сними, со мной или с Малышом.

– Не надо, я все сделаю.

Я начала резать первый пакет. Жесткий целлофан поддавался струдом. Лучше бы я свалилась в обморок.

Разрезав пакет, увидела, что передо мной лежит женщина.

Ее лицо было сильно изуродовано, тело поели черви. Они былиповсюду. Такого количества червей я не видела никогда. Глаза женщины былизакрыты, руки связаны. Меня затрясло, я дико закричала, затем упала на землю ичуть не подавилась собственной блевотиной. Меня рвало очень долго, изакончилось это только тогда, когда в желудке просто больше ничего не осталось.

– Ори потише, а то придется тебе пасть скотчемзаклеить, – засмеялся Касьян и кинул мне полотенце.

Я вытерлась и встала с земли. К этому моменту я уже ничегоне чувствовала, наверное, я была, как зомби. У меня не было никаких эмоций.Наклонившись над вторым пакетом, я начала его резать. Резала с закрытымиглазами, так было легче, по крайней мере не надо смотреть на все это. Когда яоткрыла глаза, по моему телу пробежала судорога. Передо мной лежал мой супруг.Первое, что меня поразило, это то, что у него были открыты глаза, вернее,одного глаза не было, на этом месте темнело кровавое месиво. Другой глазсмотрел прямо на меня, но зрачок был безжизненный. Лицо сильно изуродовано, ноя бы узнала его при любом раскладе. Рот открыт, оттуда торчал безжизненныйязык. На теле, вернее, даже в теле, копошились огромные клубки червей. Этотрупные черви, я про них где-то читала. Нужно обязательно помыть руки ижелательно продезинфицировать. Боже мой, с этим человеком я жила, спала, ела,ходила по ресторанам, а теперь он лежит предо мной в таком виде. У меня жуткозакружилась голова, в глазах потемнело, рвать было нечем. Я села рядом струпом, закрыла глаза и громко зарыдала.

– А теперь докажи нам, что это твой муж.

– На правой кисти руки у него должна быть наколка – «Юра.1968».

– Покажи мне ее.

– У него руки связаны.

– Развяжи.

– Там везде трупные черви, я боюсь.

– Ничего страшного, потом зайдем в сторожку к Кирилычу ипомоем руки.

Я взяла ножницы и перерезала веревку, которой были связаныруки. Затем взяла полотенце и дотронулась им до правого запястья. На нем быловыколото – «Юра. 1968».

Касьян подошел поближе и внимательно посмотрел.

– На животе остался огромный шрам от аппендицита. Он длинойво весь живот, – тихо проговорила я. – Хоть ему и брюхо вспороли, новсе равно его отчетливо видно. Его даже в газете отметили как особые приметы.Еще зубы. Справа вверху две золотые коронки подряд.

– Хватит, – перебил меня Касьян. – Больше можешьне стараться. Это Юрка. Мой подкрышный коммерсант Юрка. Кличка – Рыбник.Работал по рыбе. Теперь я хочу знать, кому он помешал?

– Мне.

– Почему?

– Я ненавидела его с той самой минуты, как вышла за негозамуж.

– Он тебе что-нибудь говорил про деньги?

– Нет. Я даже в офисе у него никогда не была. Он вообще непосвящал меня в свои дела.

– Во Владивосток зачем ездила?

– Твои люди ведь мне кислород перекрыли, а там у меня друг.Хотела отсидеться.

– Ты с ним трахалась?

– С кем?

– С другом твоим ситцевым.

– Нет, конечно. В меня же две пули попали, о чем тыговоришь. Какой, к черту, секс. Я там по больницам лежала.

– Да уж, ты такая заводная, можешь и мертвая трахаться. Атеперь расскажи мне подробно, что приключилось с моими людьми во Владивостоке.Они до сих пор не вернулись, и от них нет вестей.

– Сколько ты человек посылал?

– Троих.

– Один погиб в аварии. Второй получил тяжелое увечье, асудьба третьего мне неизвестна.

– Пацаны, давайте делайте обратно, как было. Трупы в могилуи все по своим местам, – распорядился Касьян и повернулся ко мне. –Пока ребята будут копать, ты, дорогуша, расскажешь мне всю свою владивостокскуюэпопею. Я хочу знать в подробностях, что случилось с моими людьми.

Мне ничего не оставалось делать, как рассказать Касьяну отом, как погиб тот молодой мальчишка в такси, что мне пришлось сотворить сКомаром и про стрельбу у тысячекоечной больницы. Услышав про Комара, Касьянгромко заржал и долго не мог остановиться. Когда могила опять встала на место,мы отправились в сторожку к Кириллычу мыть руки. Он сидел с другом,приговаривая второй пузырь какой-то дешевой муры.

– Ну что, ребята, нашли то, что искали?

– Нашли, Кириллыч, не переживай, – ответил Касьян.

– Но вы там хоть все по уму сделали?

– Как всегда.

– Понятненько, – улыбнулся Кириллыч своей противнойулыбкой и налил себе стопочку.

– А ты, я смотрю, гуляешь, – сказал Касьян.

– Гуляю, а чего ж не гулять, твои пацаны меня сегодняподогрели.

– На, держи еще. – Касьян протянул ему сторублевуюбумажку.

Кириллыч взял и отвесил низкий поклон.

– А того паренька, которого в тот раз твои ребята привезли,я знаешь куда закопал?

– Куда?

– Да к бабке одной. Она в двенадцатом году откинулась.Могила брошенная, никем не ухоженная. Я ей туда квартиранта и подсунул, там егов жизнь никто не найдет. Так что потеснил бабулю, прости мою душу грешную.

– Молодец. Ладно, нам пора. Смотри, сильно не напивайся.

– Да бог с тобой, скажешь тоже. Я всегда в норме, ты ж менязнаешь.

Я тщательно вымыла руки и лицо. Когда подошла к машине,надела пиджак, юбка была безнадежно порвана.

Перчатки и шляпку я бросила в сумку, собранную для поездки вВанкувер. Состояние было скверное. На душе гадко и омерзительно. Ничего нехотелось – ни Канады, ни Москвы, не хотелось просто жить.