И, наконец, приблизительно в это же время в Сурабайе, благодаря провокации, был арестован комитет коммунистической партии.

Таким образом, незадолго до начала решительных действий движение в Центральной Яве лишилось руководства.

Эти известия и принес посланец Салулу и Гейсу.

* * *

Когда после неудачного собрания в храме наспех обсудили, кто что должен делать, Нонг очень хотел присоединиться к Гейсу и Салулу. Но для него нашлось более важное задание: нужен был человек, чтобы перевезти и распространить прокламации от Соло до Батавии. Ответственные товарищи, связанные с организационной работой, не могли заниматься этим, другие за всю свою жизнь никуда не выезжали, а Нонг и много ездил, и успел проявить свои способности.

Так неожиданно для себя Нонг стал бывалым, ловким и ответственным человеком.

Достали простую плетеную корзину, уложили на дно ее литературу, а сверху овощи. Научили Нонга, что и как придется делать. Из-за неграмотности парня, а больше ради конспирации ни адресов, ни записок ему не дали. Нонг должен был заучить на память все секретные явки по дороге. Только в Батавию Салул посылал с ним шифрованное письмо к товарищу, к которому заходил, когда был «Тугаем». Но и на этом письме адреса не было.

— Когда пойдешь к нему, — предупредил Салул, — особенно остерегайся, чтобы за тобой никто не следил. В случае опасности лучше совсем не заходи, а письмо уничтожь!

Через несколько дней простой туземец Нонг уже ехал в поезде с корзиной овощей. В Джоджакарте, Меосе, Бандунге и других местах он останавливался, и каждый раз после этого корзина становилась легче. Жизнь вокруг шла по-прежнему. Так же суетились торговцы на станциях, так же копошился полуголый «спокойный, счастливый» народ, так же работали на плантациях кули, с важностью двигались белые властелины и местные сановники. «Самый тихий народ в мире» вел себя тихо, как всегда.

И только от товарищей, с которыми встречался Нонг, он узнавал, что под мнимой этой тишиной скрывается огромное напряжение. Никто не умеет так притворяться и скрывать свои мысли, как восточные народы.

Вот наконец и родина Нонга, Бандью. Как и прежде, шумит завод господина Бильбо, как и прежде, работают на туана крестьяне со своими сапи. Нужно было дождаться вечера, чтобы увидеться с рабочими завода, к которым прислали юношу.

Он направился в свой кампонг. Вот и дорога, по которой бежал его отец, охваченный амоком. Вот место, где отца убили…

Встретилось несколько знакомых.

— Нонг! Откуда? Где ты был?

— Справедливость ходил искать.

— Куда? В Батавию?

— И в Батавию, и в другие места…

— И что же тебе сказали?

— Сказали, что надеяться не на кого. Сами должны о себе заботиться.

— Каким образом?

— Как хотите… Если надо, так и вцепиться в горло врагу.

— О, если бы это можно было! — Подождите немного, и будет можно!

Хоть и предупреждали его, чтобы по дороге не занимался агитацией, был осторожен, но своим Нонг посчитал возможным сказать немного больше.

— Ты у нас останешься? — спрашивали его.

— Пока нет, а что будет дальше, не знаю. Пошел и к своей хижине, но едва нашел ее: буйная зелень так разрослась, что в ней совсем исчезли остатки строения.

Нонг присел на один из столбиков, некогда служивших основанием для хижины. Не прошло и двух месяцев, с тех пор как юноша оставил родной угол, а как изменилась вся его жизнь!

Все прежнее отодвинулось словно бы на десяток лет, и от него остались лишь эти несколько столбиков. Нонг с головой окунулся в новый мир, и родной кампонг, еще недавно казавшийся самым главным местом на земле, стал для него теперь ненужным, забытым, чужим…

В кампонге услышали, что вернулся Нонг, и захотели узнать, где он был, что видел и слышал. Вскоре вокруг собрались люди, и юноша начал рассказывать, что побывал в Батавии, в Суракарте, в Бантаме, многое повидал, а главное, узнал тех, кто не хочет терпеть гнет и идет бороться за лучшую долю для всего народа.

— Много таких. Даже один белый перешел на нашу сторону. И оружие есть. Скоро наступит время, когда прогонят белых хозяев. Тогда и на нашего регента можно будет найти управу. И Бильбо прогоним, и землю себе вернем. Нужно только, чтобы все, как один, поднялись в решительный час!

Люди со страхом слушали эти слова. Как отважиться пойти против власти, против Бильбо? На помощь ему сразу придут и войска и жандармы.

Но уверенный тон Нонга, его обоснованные доводы производили немалое впечатление, и постепенно людям начало казаться, что дело не такое уж безнадежное, что действительно может так быть.

Вечером Нонг выполнил свое поручение и уехал в Батавию. Трудно было найти то место и дом, куда он должен был обратиться. Все время казалось, что прохожие слишком внимательно посматривают на корзину. Вид полицейских пугал до дрожи в ногах. Попадись юноша на глаза хорошему шпиону, и тот сразу разгадал бы его. Но у Нонга все еще был вид простецкого крестьянского парня, впервые попавшего в город, и это помогало ему больше, чем все хитрости.

Наконец добрался до места. Подошел к дому с одной, с другой стороны — никого не видно. Стукнул в дверь — никто не отвечает.

Из соседнего дома вышла женщина.

— Тут ли живет Сукравата? — робко спросил Нонг. Женщина взглянула на него как-то странно, и Нонгу показалось, что и она осматривает его корзину.

— Нет его, — коротко ответила женщина.

— Разве он больше здесь не живет?

— Нет, — губы женщины скривились в улыбке, — теперь он живет в другом месте…

— Может быть, знаете где?

— В тюрьме! — отрезала женщина и ушла.

Этот ответ, будто обухом, ударил парня по голове.

Больше он никого не знал во всем городе! К кому же теперь обратиться? Куда девать то, что в корзине? Да и вообще, что дальше делать?

Такого положения, как видно, не предвидели ни Гейс, ни Салул. Хотя и доверяли они Нонгу, но не хотели дать ему, новичку, другие адреса и имена. Все же это было рискованно…

Нонг повернулся и потихоньку пошел назад.

«Куда девать корзину? — ломал он голову. — Не выбросить ли ее совсем? Но жалко напрасных хлопот. Надо же распространить эти бумажки! Значит, остается самому взяться за это дело».

Пожалуй, не часто случалось, чтобы прокламации в большом городе распространял человек, не знающий не только этого города, но и вообще незнакомый ни с каким городом.

Обдумывая задачу, Нонг неожиданно для себя вышел на пустырь. Пересекая его, парень наткнулся на известную уже нам пушку с фигой. Как когда-то Тугай-Салул, теперь и Нонг увидел нескольких женщин, которые приносили жертвы, приходили, уходили или торжественно сидели возле пушки.