class="v">Жен и мужей, чей брак для многих впредь

Явил пример, безгрешностью великий.

136 Так, вероятно, восклицать и петь

Им в том огне все время полагалось;

Таков бальзам их, такова их снедь,

139 Чтоб язва наконец зарубцевалась.

ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

1 Пока мы шли, друг другу вслед, по краю

И добрый вождь твердил не раз еще:

«Будь осторожен, я предупреждаю!» —

4 Мне солнце било в правое плечо

И целый запад в белый превращало

Из синего, сияя горячо;

7 И где ложилась тень моя, там ало

Казалось пламя; и толпа была,

В нем проходя, удивлена немало.

10 Речь между ними обо мне зашла,

И тень, я слышал, тени говорила:

«Не таковы бесплотные тела».

13 Иные подались, сколь можно было,

Ко мне, стараясь, как являл их вид,

Ступать не там, где их бы не палило.

16 «О ты, кому почтительность[1038] велит,

Должно быть, сдерживать поспешность шага,

Ответь тому, кто жаждет и горит![1039]

19 Не только мне ответ твой будет благо:

Он этим всем нужнее, чем нужна

Индийцу или эфиопу влага.

22 Скажи нам, почему ты — как стена

Для солнца, словно ты еще не встретил

Сетей кончины». Так из душ одна[1040]

25 Мне говорила; я бы ей ответил

Без промедленья, но как раз тогда

Мой взгляд иное зрелище приметил.

28 Навстречу этой новая чреда

Шла по пути, объятому пыланьем,

И я помедлил, чтоб взглянуть туда.

31 Вдруг вижу — тени, здесь и там, лобзаньем

Спешат друг к другу на ходу прильнуть

И кратким утешаются свиданьем.

34 Так муравьи, столкнувшись где-нибудь,

Потрутся рыльцами, чтобы дознаться,

Быть может, про добычу и про путь.

37 Но только миг объятья дружбы длятся,

И с первым шагом на пути своем

Одни других перекричать стремятся, —

40 Те, новые: «Гоморра и Содом!»,[1041]

А эти: «В телку лезет Пасифая[1042],

Желая похоть утолить с бычком!»

43 Как если б журавлей летела стая —

Одна к пескам, другая на Рифей,[1043]

Та — стужи, эта — солнца избегая,

46 Так расстаются две чреды теней,

Чтоб снова петь в слезах обычным ладом

И восклицать про то, что им сродней.

49 И двинулись опять со мною рядом

Те, что меня просили дать ответ,

Готовность слушать выражая взглядом.

52 Я, видя вновь, что им покоя нет,

Сказал: «О души, к свету мирной славы

Обретшие ведущий верно след,

55 Мой прах, незрелый или величавый,

Не там остался: здесь я во плоти,

Со мной и кровь ее, и все суставы.

58 Я вверх иду, чтоб зренье обрести:

Там есть жена,[1044] чья милость мне дарует

Сквозь ваши страны смертное нести.

61 Но, — и скорее да восторжествует

Желанье ваше, чтоб вас принял храм

Той высшей тверди, где любовь ликует, —

64 Скажите мне, а я письму предам,

Кто вы и эти люди кто такие,

Которые от вас уходят там».

67 Так смотрит, губы растворив, немые

От изумленья, дикий житель гор,

Когда он в город попадет впервые,

70 Как эти на меня стремили взор.

Едва с них спало бремя удивленья, —

Высокий дух дает ему отпор, —

73 «Блажен, кто, наши посетив селенья, —

Вновь начал тот, кто прежде говорил, —

Для лучшей смерти черплет наставленья!

76 Народ, идущий с нами врозь, грешил

Тем самым, чем когда-то Цезарь клики

«Царица» в день триумфа заслужил.[1045]

79 Поэтому «Содом» гласят их крики,

Как ты слыхал, и совесть их язвит,

И в помощь пламени их стыд великий.

82 Наш грех, напротив, был гермафродит;

Но мы забыли о людском законе,

Спеша насытить страсть, как скот спешит,

85 И потому, сходясь на этом склоне,

Себе в позор, мы поминаем ту,

Что скотенела, лежа в скотском лоне.[1046]

88 Ты нашей казни видишь правоту;

Назвать всех порознь мы бы не успели,

Да я на память и не перечту.

91 Что до меня, я — Гвидо Гвиницелли;[1047]

Уже свой грех я начал искупать,

Как те, что рано сердцем восскорбели».

94 Как сыновья, увидевшие мать

Во времена Ликурговой печали,

Таков был я, — не смея показать, —

97 При имени того, кого считали

Отцом и я, и лучшие меня,

Когда любовь так сладко воспевали.[1048]

100 И глух, и нем, и мысль в тиши храня,

Я долго шел, в лицо его взирая,

Но подступить не мог из-за огня.

103 Насытя взгляд, я молвил, что любая

Пред ним заслуга мне милей всего,

Словами клятвы в этом заверяя.

106 И он мне: «От признанья твоего[1049]

Я сохранил столь светлый след, что Лета

Бессильна смыть иль омрачить его.

109 Но если прямодушна клятва эта,[1050]

Скажи мне: чем я для тебя так мил,

Что речь твоя и взор полны привета?»