Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Некоторые плохо кончили — став расстригами, они женились, не тревожась о своих монашеских обетах. В 1317 г. папская власть призвала церковные и светские власти к большей бдительности. Была установлена связь между проступками этих отдельных личностей и слишком высокими пенсиями, которые им были назначены. Содержание было урезано.
Что касается тех, которые были осуждены на тюремное заключение «строгого режима», то они долго гнили в заточении, как Пон де Бур, капеллан ордена Храма в Лангре, проведший двенадцать лет в очень тяжелых условиях. Он был освобожден только в 1321 г.[521] Другие умерли в тюрьме, как, например, д'Оселье, маршал ордена на Кипре (в 1316 или 1317 г.), и, вероятно, Гуго де Пейро.
Наконец, были и те, исключительно во Франции, кто погибли на костре — в Париже, Санлисе, Каркассоне — например, 20 июня 1311 г.
Историк призван не судить, а объяснять. Тем не менее он не может не высказать своего мнения об этом судебном процессе. Обычно рождение современного государства относят к концу XIII в., т. е., если речь идет о Франции, к правлению Филиппа Красивого (на самом деле, оно восходит к эпохе Людовика Святого). В связи с этой темой обычно уделяют повышенное внимание идее суверенной власти, администрации, налоговой системе, эффективности и объединению нации, которые связывают с государством нового типа. Однако при Филиппе Красивом существовала и оборотная сторона медали — всякие темные дела, самое показательное из которых — процесс тамплиеров.
Неповинны или виноваты?
В 1914 г. Виктор Карьер, один из лучших историков ордена Храма, заявил: «На сегодня это окончательно установленный факт: орден Храма, как таковой, не виновен в тех преступлениях, в которых его так долго обвиняли». С тех пор появилось множество исследований, подтвердивших, но также и уточнивших, это безапелляционное заявление.[522] Я оставляю в стороне все «сектантское» направление, которому, чтобы доказать собственную правоту, нельзя обойтись без виновности тамплиеров (по крайней мере, в глазах общественного мнения того времени). Они, например, твердят нам, что тамплиерам было известно о том, что Христос был бродягой, казненным за свои преступления, и именно по этой причине «официальная» Церковь осудила орден Храма.
Для начала необходимо дать точное определение этому процессу, который не был обычным уголовным расследованием. Сегодня мыназвали бы его политическим делом, которое было проведено по особой процедуре, процедуре инквизиции. Его цель заключалась не в том, «чтобы установить истину, а в том, чтобы сделать подозреваемого виновным», как написал в феврале 1308 г. некий английский тамплиер.[523]
Указания, данные королем 14 сентября 1307 г., были совершенно недвусмысленными: королевские посланники должны были сначала допросить арестованных тамплиеров, а затем «призвать представителей инквизиции и со всей тщательностью установить истину, если нужно — с применением пытки». Допрашивать тамплиеров предписывалось «обычными словами до тех пор, пока не добьетесь от них правды и того, чтобы они придерживались этой правды». Король требовал, чтобы ему как можно скорее присылали «копию показаний тех, кто подтвердит указанные заблуждения или в целом отречение от Христа» (р. 27–29). Два немецких тамплиера, арестованные и допрошенные в Шомоне, отвергли обвинения, выдвинутые против ордена. Их не стали пытать, но инквизитор отказался скрепить их показания своей печатью, поскольку они не содержали признания. Правда была известна заранее: «пусть им говорят, что папа и король были извещены об этом заблуждении многими достойными доверия свидетелями, членами ордена…» (р. 27). Тамплиеры были поставлены перед дилеммой: комиссарам было велено «обещать им прощение, если они исповедуют правду, вернувшись к вере Святой Церкви, или, в противном случае, осуждение на смерть» (р. 27).
Таковы были условия игры, заданные Филиппом Красивым и его советниками, а также инквизицией, которая во Франции находилась под августейшим контролем. Достоверность обвинений необходимо оценивать с учетом этого контекста.
Некоторые обвинения сводились к поступкам отдельных лиц: распутство, гомосексуализм, корыстолюбие, надменность. Не боясь ошибиться, можно утверждать, что некоторые тамплиеры не соблюдали своего обета целомудрия, соблазняли дам или предавались гомосексуализму. Вспомним слова, приписываемые арабским историком Ибн ал-Асиром королю Арагона Альфонсу I Воителю: «Мужчина, посвятивший себя войне, нуждается в мужчинах, а не в женщинах».[524] Однако не следует принимать это обвинение в содомии за чистую монету: оно представляло собой стереотип, использовавшийся до и после процесса тамплиеров каждый раз, когда требовалось «доказать» ересь того, кто оказывался под ударом.
То же можно сказать и об обвинениях в корыстолюбии и страсти к наживе: поведение магистра Шотландии Бриана де Жэ в 1298 г. не оставляют сомнения в том, что тамплиеры прибегали к насилию, чтобы ограбить ближнего. Но даже это обвинение, как и другое, касающееся отказа давать милостыню, покоится на старинных основах средневекового антиклерикализма.
По всем этим аспектам мы находим противоречивые свидетельские показания: некоторые тамплиеры щедро раздавали милостыню, и, как подсказывает здравый смысл, не все тамплиеры были содомитами. Взятые по отдельности, подобные факты ничего не доказывают.
Обвинения, выдвинутые против религиозной практики, выглядят более серьезными. В целом тамплиеры признали одно заблуждение, и незадолго до ареста сам Моле раскрыл его королю: речь идет об отпущении грехов мирянами. Магистр ордена, прецепторы проекций и некоторых крупных командорств, будучи мирянами, отпускали грехи пришедшим на исповедь братьям-тамплиерам: это признал Вильям де ла Форб, прецептор Денни (Кембридж), а для Вильяма де Мидлтона, одного из двух арестованных шотландских тамплиеров, это обвинение осталось единственным, которое он признал.[525]
Эта погрешность, которую обвинители возвели в ранг преступления, происходила из невежества некоторых прецепторов, уверенных, что поступают правильно, и путаницы: по завершении заседания воскресного капитула, на которых присуствовавшие выявляли, обсужали и наказывали грехи, прецептор прощал провинившегося брата. Это прощение легко можно было перепутать с отпущением грехов, которое могло исходить только от священника. Не во всех ысомандорствах состояли братья-капелланы. При умелом использовании эта простительная провинность позволяла вырвать и другие признания.