Тем временем за прочными укреплениями больших гарнизонных городов Ирака другие тоже начали наблюдать за религией арабов со смесью зависти и восхищения. В конце концов, вряд ли необходимо продавать подданных халифата в рабство, чтобы они почувствовали свою неполноценность. Поскольку арабское правление становилось все более похожим на видение Абд ал-Маликом ислама, местное население, желавшее приобщиться к обществу хозяев, поспешило принять только что зародившуюся религию. Как и следовало ожидать, арабы не торопились называть обращенных братьями и старались соорудить как можно больше препятствий на «прямом пути». Желавшие обратиться были вынуждены пройти через целый ряд оскорбительных процедур. Недостаточно покориться Богу. Только покорившись и своему арабскому хозяину, мусульманином мог стать перс, сириец или житель Ирака. Для тех, кто хотел принять новую религию, но не был лишен снобизма, такое унижение оказывалось слишком сильным. Даже для тех, кто был привычен к опекунству, путь к исламу редко бывал прямым. Во время правления Абд ал-Малика, к примеру, когда группы иракских крестьян вместе принимали новую религию и сразу направлялись в увеселительные заведения Басры, ал-Хаджжадж действовал с железной решимостью. Он был далек от восхищения появлением новых братьев, окружал ренегатов и возвращал их хозяевам. Арабское правление всегда основывалось на незыблемом правиле: побежденные должны знать свое место.

Ко времени правления Валида и его преемников масштаб обращения в ислам стал угрожать не только исключительности завоевателей, но и стабильности налоговой базы. Реформы Абд ал-Малика, трансформировав бюрократию поверженных империй в нечто более приемлемое для арабов, придали собиранию налогов тоже исламский тон: теперь они взимались не только как некий сбор, которым завоеватели всегда облагали побежденных, а как штраф за неверие. Возможно, пророк и не ожидал, что его последователи завоюют мир, но он все же дал им полезные советы относительно того, как правильно обращаться с евреями и христианами, чтобы получить выгоду для себя. Бог хотел, чтобы неверные платили подушный налог – jizya – джизья – своим мусульманским хозяевам и испытывали при этом унижение, – так записано в Коране. Точная форма, которую должно принять такое унижение – вопрос долго и активно обсуждаемый комментаторами. На самом деле показателем глубины пропасти, лежащей между компиляцией откровений пророка в одной книге и первоначальными откровениями, является то, что значение арабской фразы, определяющей порядок уплаты джизьи, забылось56. К счастью, несмотря на неадекватность попыток возместить досадную амнезию, смысл стиха остается вполне ясным: евреи и христиане, если хотят жить в покое, должны за это платить. Их будут терпеть, но только за соответствующую сумму.

В действительности жизнеспособным этот рэкет сделало не столько изречение Корана, сколько убеждения, сформировавшиеся в течение веков у самих евреев и христиан. То, что «книжники» могут быть определены так для целей налогообложения, было очевидным свидетельством успехов раввинов и епископов, упорно воздвигавших неприступные барьеры вокруг своих вер. В Ираке – где сасанидские власти давно делили своих подданных по религиозным, а не по этническим признакам, определения – евреи и христиане – вполне устраивали их мусульманских хозяев. Правда, платить налоги они вовсе не горели желанием. Особенно искусными в уклонении от уплаты оказались христиане. Например, один епископ в Северном Ираке обеспечил освобождение от налогов для своих подчиненных, устроив великолепное представление по изгнанию демонов из дочерей местного губернатора. Тем временем второй губернатор даровал налоговые вычеты монастырю в горах Загрос: живший там отшельник вылечил его коня. Следует отметить, что ни христиане, ни евреи никогда не подвергали сомнению право мусульман требовать налог. Защита в мире, постоянно сотрясаемом войнами, стоит недешево. Так что в целом для евреев и христиан Ирака приход ислама стал менее волнующим переворотом, чем окончательное наделение законным статусом того, что они всегда считали образом жизни мира.

Однако последователи Заратустры видели потрясения века совсем в ином свете. Для благочестивых поклонников Ор-музда крах власти Сасанидов и завоевание Ираншехра были катастрофой, хуже которой они не могли себе представить даже в самых ужасных ночных кошмарах. «Вера разрушена, шахиншах убит, как собака, – так катастрофу определили мобеды. – Мир отвернулся от нас»57. Сброшенная в пыль с высоты былых привилегий и власти, зороастрийская церковь никогда больше не вернет себе прежнего положения. Не получившие в Коране вообще никакого статуса, в отличие от раввинов и монахов, мобеды неожиданно обнаружили, что к их возлюбленной религии света и истины относятся с жестоким презрением. (Впоследствии мусульманские правоведы придут к выводу, что на самом деле «книжники» – это зороастрийцы.) К востоку от Ирака, где арабское правление было непрочным и зависело от договоров, подписанных с такими все еще сильными парфянскими династиями, как Карин, огонь в храмах, должно быть, продолжал гореть, как всегда, но в других местах их уничтожению могли помешать только огромные взятки. Храмы в Ираке уничтожили полностью, и почерневшие руины медленно зарастали сорняками. Над ними кружили черные вороны: все знали, что эти птицы – предвестники несчастья и на самом деле являются демонами.

Многие почитатели Ормузда, видя, как безнаказанно разрушаются их храмы, почувствовали себя поколебленными в вере. При Сасанидах такое отступничество каралось смертью, но теперь все изменилось. В Ираке, вместо извечных проверок и ограничений, в первые десятилетия после падения Сасанидов появилось то, что казалось невозможным много столетий, – свободный рынок вероисповеданий. Так куда было податься осиротевшим поклонникам Ормузда? Большинство, занятое поисками убежища за самыми надежными стенами, обратилось к несторианской церкви. В результате после арабского завоевания Ирака число христиан не только не уменьшилось – они очень быстро стали там большинством. При сильном и патерналистском правлении Омейядов наступил их золотой век. На северных подходах к Ираку, далеких от линии фронта с римлянами, церкви процветали, как никогда раньше. Особенно это было заметно в Нисибине. Городские богословы, знакомые с классическими трудами греческих философов так же хорошо, как со священными книгами, вскоре создали в городе самый выдающийся центр учености на всей территории плодородного полумесяца. Тем временем, обгоняя даже арабские армии, христианские миссионеры стали расходиться из Ирака на Восток – к сказочным странам Индии и Китаю. В свое время глава несторианской церкви составит план епархии «для народов Тибета»58, и монгольские кочевники примут версию сирийской системы письма. Многие христиане не сомневались: будущее Азии принадлежит им.

Только для сбитых с толку поклонников Ормузда был открыт и иной путь – к другой вере. Спустя столетие после арабского завоевания правящая элита халифата жаловалась, что обращенные в ислам зороастрийцы «стали мусульманами не всерьез, а только чтобы избежать подушного налога»59. Но тем самым они существенно недооценивали привлекательность откровений пророка. Конечно, обращение позволяло уклониться от налогов, но оно давало и нечто намного большее. Для встревоженных, покинутых небесами, ищущих правду людей доказательства того, что Бог действительно говорил с пророком, обладали непреодолимой притягательностью: «Веди нас путем прямым, путем тех, которых ты облагодетельствовал, не тех, которые под гнетом, не тех, которые блуждают»60. Как мог бывший мобед, впервые произносивший эти слова, которые якобы шли от самого Бога, не чувствовать себя очищенными от многих ошибок прошлой веры? Однако он также знал, даже следуя по прямому пути, что дорогу впереди все еще необходимо расчистить и нанести на карту. Откровения Мухаммеда, в отличие от соответствующих высказываний Заратустры, были известны лишь около века. Приверженцы ислама не имели ничего сравнимого с древним наследием гимнов, комментариев и законов, переданных через тысячелетия зороастрийской церкви. В грандиозной работе по прояснению, каким в точности являлось послание пророка и его намерения, было много ролей для тех, кто, как бывшие мобеды, имели склонность к учености. В результате по всему Ираку обращенные зороастрийцы начали присоединяться к потомкам арабских рабов и объединять с ними усилия в стремлении определить, каким именно должно быть совершенное мусульманское общество.