— Что вам нужно? — поинтересовалась я негромко.

— Вы — мешаете! — безапелляционно заявила хель с красной повязкой на голове.

— Чем же? — удивилась я. — Мы сидим тихо.

— Никого не трогаем, — добавила тетушка из-за спины Эринга.

Приятель героически заслонял ее собой.

— Это гости жены! — храбро пискнул хозяин дома.

— Мужчина, никшни! — шикнула на него «красноголовая». — А вы, люди! Вы мешаете идеям революции!

И воздела кулак. Остальные хель поддержали ее выкриками — вразнобой, зато искренне.

— О как, — хмыкнул Эринг. — Вы что, хотите сместить Мать?

«Революционерка» нахмурилась.

— Нет! Мы — за Рагнарек!

Приятель грязно выругался, и я не могла его осуждать.

— Полагаю, доктор Рунульф здесь неплохо поработал, — вздохнула тетушка.

— Да! Рунульф! — услышав знакомое имя, хель приосанилась. — Он — наш Вождь!

— Превосходно! — я закатила глаза. — Сдался вам всем этот Рагнарек.

Она нахмурила брови.

— Молчи, человечка! Этот мир грязный и жестокий. Он должен быть уничтожен, чтобы ему на смену пришел новый — обновленный и сияющий!

Захотелось выругаться вслед за Эрингом. Она же выдает заученные клише из «Эдд»!

— Сколько тебе лет, деточка? — вздохнула тетя.

Неправильный вопрос. Видимо, лет «деточке» в самом деле было немного и она из-за этого переживала.

— Не твое дело! — оскорбилась она. — Мы не дадим вам помешать Рунульфу. Во славу великой праматери Хель!

— А у самой Хель вы спросили? — я совсем не героически шмыгнула носом. — Может, она совсем не желает конца света?

Хм, а вдруг удастся их заболтать? Ведь не факт, что у Исмира получится убедить старших, так почему бы не подстраховаться с младшими? Надо попробовать.

— Да что ты понимаешь?! — взбеленилась «революционерка». — Что ты вообще можешь знать о Хель?

Я усмехнулась.

— Вообще-то я — ее жрица. Проводник мертвых.

«Красноголовая» вытаращилась на меня.

— Врешь! — взревела она и одним прыжком оказалась рядом. А глаза — дикие, злые. — Лгунья!

Вздернула за шкирку — и хлестнула по лицу наотмашь…

В переносицу словно вонзили раскаленный прут. Мир опрокинулся, в глазах потемнело. Я отмахнулась — наобум, бездумно. Панически. Плеснула магией, не глядя.

И сквозь пелену боли услышала гортанные крики, чей-то жалобный стон, скулеж.

— Регина, детка, садись вот сюда! — это голос тети.

Она осторожно взяла меня за руку.

— Может, лучше лечь? — неуверенно предложил Эринг.

— Лучше отдайте ей свою куртку, юноша! — посоветовала тетя раздраженно.

Тут же меня окутала теплая ткань, пахнущая Эрингом — дешевым табаком, цитрусовым одеколоном и мужчиной. Я с трудом приоткрыла глаза, сморгнула слезы и вытерла ладонью мокрые щеки. Из разбитого носа капала кровь. По подбородку текло, во рту — соленый привкус. Я тронула губу и зашипела. Уй, больно!

— Вот, приложи! — тетя сунула мне носовой платок, в который завернула кусок льда.

Я осторожно прижала лед к переносице. Голова немного кружилась, а желудок болезненно ныл. Еще и руки тряслись. Надо поесть — я потратила слишком много сил.

Машинально я покосилась на остатки еды на столе. Скорее «останки» — пища скукожилась, почернела, кое-где покрылась инеем. Из незапертой двери тянуло холодом. И ветер, подвывая от ужаса, выметал прочь остатки черного тумана… М-да, изрядно я силой приложила!

У входа столпились перепуганные хель, а сбоку свернулась клубочком, тихо поскуливая, та самая активистка в красном платке. Ничего, оклемается. Нечего было руки распускать!

Я прикрыла глаза. Брр, ну и дубак. Или это тоже из-за выброса?

Хель вдруг бухнулись на колени — так, что дом жалобно вздрогнул.

— Прости нас, жрица Великой Матери! — хором попросили они. — Прости!

— Прощаю, — прогнусавила я.

Что еще тут скажешь?

— Жрица, — робко проговорила одна из хель, не поднимая взгляда, — позволь нам услышать волю Великой Матери. Просим!

— Просим! Просим! — хором откликнулись ее подельницы.

— Ладно, — согласилась я, вытирая ладонью окровавленный нос.

— Регина! — прошипел стоящий рядом Эринг. — Не порть торжественность момента!

— Хоть ты помолчи! — рассердилась я, запрокидывая голову, чтобы унять капающую кровь.

Представляю, на кого теперь буду похожа: нос разбит (чудо, что не сломан!), губы всмятку, лицо заплыло, под глазами гематомы.

И скомандовала притихшим хель:

— Подойдите. Двое.

Мысли с трудом ворочались в голове. Надеюсь, хоть сотрясения нет?

Я нехотя приоткрыла глаза. Хель почтительно приблизились. Сразу бы так — на лице робость, во взоре обожание. А всего-то требовалось хорошенько отдубасить их вожака.

— Надрежьте ладони! — велела я. — Немного, хватит небольшой ранки.

Кровь — самый простой ключ. Достаточно смешать немного их и моей крови — и на короткий «сеанс связи» с богиней вполне хватит. Мне себя даже резать не надо, вон сколько этого богатства накапало.

— Да, госпожа!

Надо же, я уже госпожа! Я опять запрокинула голову. Да что такое, никак не перестанет лить!

На улице кто-то взревел. Мигом затряслись стены — и поджилки. Двое рядом со мной, на свою беду, продолжали возиться с ножами. Неподатливая огрубевшая кожа на их руках никак не хотела поддаваться. Поэтому они даже не пикнули, когда озверевший Исмир легко отшвырнул их в сторону, только красиво сползли по стеночке.

Я успела краем глаза увидеть кучу-малу у входа, когда дракон схватил меня и с силой встряхнул. Отбросил в сторону мою окровавленную куртку (где он успел ее подобрать?).

— Эй! — возмутилась я, роняя платок со льдом. — Перестань!

Исмир словно не слышал.

— Не смей! — потребовал он сквозь зубы. — Слышишь? Не смей больше так меня пугать!

И стиснул плечи — крепко, до боли, удерживая меня на весу.

— Слышу, — буркнула я, дрыгая ногами. — Отпусти! Пациентов с вероятным сотрясением мозга дополнительно трясти не рекомендуется.

Лицо дракона стало страшным. По скулам пробежали льдистые чешуйки, верхняя губа вздернулась, обнажая клыки. Он оглянулся, и брошенный на стонущих хель взгляд не сулил беднягам ничего хорошего. Как и гневный крик с улицы:

— Э! Дети акулы! Ваши мозги только на жаркое годятся, а? Ну, я вам!