Госпожа Асано опустилась на колени рядом с полукровкой, взяла его за руку и поглядела на него с лучезарной улыбкой. Губы девушки дрожали, она пыталась скрыть свои истинные чувства.

– Благодарю вас, мой повелитель, – смиренно сказал Оиси и поклонился.

Воины, которые совершили невозможное и с победой вернулись в родные края, тоже поклонились, выказывая должное почтение своему верховному повелителю с достоинством, присущим истинным самураям.

Сёгун церемонно поклонился в ответ.

Когда все разместились в стенах замка Ако, Кай отправился к могиле князя Асано. Сёгун принял госпожу Асано и обещал возвратить ей право на владение Ако, а сам не собирался задерживаться в замке.

Кай хотел провести немногие оставшиеся ему часы на могиле человека, которого считал своим приемным отцом. Мика уже успела расчистить сорняки вокруг захоронения, неподалеку кто-то оставил молитвенные дощечки. Кай неловко опустился на колени у могильной плиты и, воскурив благовония, поблагодарил милосердного Будду и за сочувствие, проявленное князем Асано, и за то, что самому полукровке выпала честь принять участие в отмщении своего господина, и за то, что Мика была восстановлена в своих правах наследницы Ако.

Затем Кай отринул все чувства и воспоминания и мысленно прикоснулся к той частице духа своего господина, которая слилась с родным краем князя Асано. Невидимое присутствие тронуло и согрело ему душу.

Заслышав чьи-то шаги, Кай обернулся. По кладбищу шел Оиси, также желая провести свои последние часы в молитве и в воспоминаниях о господине. Кай с гримасой боли попробовал встать, но самурай попросил его не тревожиться, извиняясь за свое вторжение: дух князя Асано благоволил к ним обоим и в жизни, и в смерти.

Оиси разлил сакэ по двум чашам, отпил из одной, а вторую поставил на могильную плиту, рядом с подношениями. Затем он склонил голову в молитве.

– Помнишь, – помолчав, начал самурай, – когда мой господин нашел тебя в лесу, а ты поднес нож мне к горлу? Скажи, ты бы убил меня тогда?

Кай, удивленный давностью воспоминаний, задумался и спросил:

– А ты бы меня убил?

Оиси отвел взгляд, решая, что ответить.

– Да…

– Да…

Слова столкнулись в воздухе, как если бы мысли объединяло нечто большее, чем общие воспоминания.

Кай и Оиси поглядели друг на друга и рассмеялись, проникнувшись наконец взаимным уважением.

– Я сказал ему, что ты – демон и что тебя надо оставить в лесу, на верную смерть… – вспомнил самурай, глядя на могилу князя Асано, и с горьким вздохом продолжил: – Он ответил, что ты – просто перепуганный мальчишка, такой же, как и я сам.

Никогда прежде Оиси не признавал в открытую своей самонадеянной ограниченности. Он наполнил еще одну чашу сакэ и протянул ее Каю. Полукровка с поклоном принял ее и выпил.

– Госпожа Асано очень похожа на отца, – сказал Оиси, печально глядя на Кая. – С ней Ако достигнет величия.

Кай сообразил, что это не просто замечание, а попытка утешения, еще один признак того, как самурай, сам того не заметив, сблизился с полукровкой. Оиси не только понял все, что помогло Каю принять грядущий переход из мира смертных в мир духов, но и осознал величие его жертвы – он оставлял самое драгоценное в своей жизни, любовь Мики.

Однако госпожа Асано, наследница клана Асано и владычица Ако, должна была выполнить свой дочерний долг и сдержать данные клятвы, прежде чем ее земное существование придет к концу.

– Знаю, – кивнул Кай со слабой улыбкой.

– Всем рожденным суждено умереть, а любой встрече суждено закончиться расставанием… – прошептал Оиси знакомые слова. – Но то, чем мы делимся в этой жизни, никогда не исчезнет.

Переглянувшись с Каем, он разделил с ним миг аварэ.

Кай опустил чашу на землю, последний раз поклонился могиле князя Асано, прошептал слова прощания и с неожиданной легкостью встал. Впервые за все время после битвы в замке Кираяма боль ран не мучила его, словно прежде страдала не его плоть, а дух.

Он посмотрел на могильную плиту и вспомнил стоны и завывания призраков в Лесу тэнгу.

Найденыш из Моря деревьев, которого когда-то взял на воспитание князь Асано, сам был призраком, бесплотным духом, связанным с миром смертных колдовскими чарами тэнгу. Всю жизнь он боялся самого себя, не доверяя ни своим догадкам, ни усвоенным премудростям. Он даже не желал принять дар, бескорыстно врученный ему ронинами, – клятву, подписанную кровью, признающую его равным своим кровным братьям-самураям.

Сейчас, стоя у могилы своего господина, Кай чувствовал легкость, словно узы его исчезли, а с ними ушла и боль. Однако он не расстался со своим бренным телом, а еще явственнее ощутил землю под ногами.

Впервые Кай почувствовал себя живым человеком, как если бы колдовские узы возникли из его собственных страхов и сомнений. Даже то, что его признали самураем и ронины, и сам сёгун, не освободило его от проклятья.

Слово «самурай» означает «тот, кто служит». Ронины служили своему господину даже после смерти не потому, что к этому обязывало гири – повиновение из чувства долга, а потому, что делали это по велению ниндзё – того, что каждый человек стремится защищать и охранять, пусть даже ценою своей жизни: честь, справедливость, любовь.

Гири и ниндзё, порядок и хаос, постоянно меняющееся равновесие вечно движущегося колеса жизни…

Прошедшие недели запомнились Каю больше, чем все прошлые годы, когда его единственным желанием было выжить. У могилы своего господина он осознал, что достиг своей цели – освободил и дух князя Асано, и его дочь.

Сам Кай тоже стал свободен, достиг умиротворения и твердо верил, что конец его жизни положит начало новой. Его повелитель благословил его последнее путешествие.

Кай тихо удалился, оставив Оиси в одиночестве, разделить последние мгновения жизни с духом князя Асано.

Оиси поглядел вслед Каю, который направился в замок, и с удивлением отметил, что полукровка держится прямо и почти не хромает. Самурай перевел взгляд на могилу князя Асано и мысленно поблагодарил своего господина за мудрые слова, удержавшие испуганного юного воина от того, чтобы утопить такого же перепуганного и почти беспомощного найденыша.

Убивать легко… а вот вернуть жизнь невозможно. Оиси невольно коснулся раны на плече и вспомнил смерть Киры. Самурай убил его, движимый не божественной силой, а демонической яростью – не храбро, не геройски, а со звериной жестокостью.

Как мог существовать Путь воина, если в смертельной схватке – один на один или на поле битвы – выживает тот, кто первым отнимет жизнь противника? Война превращает моральные принципы бусидо в ложь. Сунь Цзы говорил, что война – это путь обмана. На войне нет места сочувствию, справедливости и чести.