Видимо, утомленная, Ольга снова склонилась на грудь мужа, няня с ребенком удалилась, и настала торжественная тишина. Ольга ощущала глубокое спокойствие; она ощущала одно блаженство быть еще с Супрамати и чувствовать горячее пожатие его руки. Таинственного смысла слов мужа она не поняла, но

каждому его слову слепо верила, душа ее последует за ним в новый мир, и этого ей было достаточно.

В эту минуту горячие слезы смочили ее лицо; она вздрогнула, открыла глаза. Лицо ее, белое, как ее батистовая рубашка, слабо зарделось и искра лучезарной радости вспыхнула в ее глазах.

– Супрамати? Ты – маг, ты жалеешь и оплакиваешь меня? Ох! Могу ли я жаловаться на смерть, которая дает мне всю твою любовь.

– Да, Ольга, я плачу потому, что я – человек, несмотря на звезду мага, и таковым должен быть: мне надо знать горечь слез и острую боль разлуки. Не плакала ли также слезами человеческими Святая Дева, стоя у подножия креста? Сердце, дорогая моя, это – чаша, в которую Создатель заключил Свое божественное дыхание, сердце – принадлежность каждого создания, начиная с атома и до Архангела… В нем скрывается божественная сущность любви, жалости, прощения всех добродетелей, это та самая твердыня, которую осаждает ад. Чем сильнее сердце разожгло в себе огонь, тем скорее поднимается оно по пути совершенства… Хочешь ли ты видеть Дахира, дорогая моя, – прибавил он минуту спустя. – Он желает принести тебе небесное утешение.

Ольга пожала его руку.

– Конечно, я хочу войти в мир духов, вооруженная всем вашим светом. Какую чудную смерть приготовил ты мне, недостойной, и как благодарна я тебе, когда сравниваю ее со смертью остальных.

Через минуту вошел Дахир. Он нес чашу, увенчанную крестом. Когда Ольга отпила, Дахир поцеловал ее и вышел, оставив супругов одних в эту торжественную минуту.

Утомленная Ольга уснула, поддерживаемая Супрамати, который очертил постель магическим кругом, дабы блуждающие духи не могли приблизиться к умирающей и последнюю минуту и напугать ее своим отвратительным видом.

Кругом была глубокая тишина. Стояла одна из волшебных южных ночей, теплая, ароматная и озаренная мягким светом луны. С тяжелым сердцем и влажными глазами Супрамати не спускал взора с той, которая отходила; чуть заметное дыхание едва приподнимало ее грудь.

Вдруг Ольга выпрямилась с силой, которой нельзя было в ней предполагать.

– Супрамати… я боюсь. Что делается во мне? Все точно расширяется и меня влечет куда-то страшный ветер… – вырвалось у нее.

Тоскливый взгляд остановился на лице мужа. Супрамати поднял руку и в ту же минуту послышалось нежное, величественное пение и порывы благоуханного ветра наполнили комнату.

– Пение сфер! Как это дивно прекрасно!… – шептала умирающая, пока он укладывал ее опять и клал на ее грудь свой блестящий нагрудный знак.

После этого Супрамати встал, поднял обе руки и произнес формулу. Мгновенно с постели Ольги сверкнул широкий луч света, теряясь в пространстве: по обе стороны этого светлого пути встали белые и прозрачные крылатые фигуры, а позади воздушных фаланг толпились, как черный дым, безобразные существа с искаженными лицами и горевшими злобой и враждой глазами – духи-мучители, обычно собирающиеся у смертного ложа.

Гармонические аккорды становились все сильнее, казалось, что сотни голосов сливались в чудном хоре, и в эту минуту, в самом конце светлого пути явился дух, озаренный ослепительным ореолом.

Супрамати положил руку на лоб Ольги и произнес повелительно:

– Бессмертный дух, сбрось свою тленную оболочку и вернись в наше вечное отечество.

В ту же минуту на лбу и груди Ольги вспыхнуло два мерцающих огонька, а из всего тела выходили клубами искры. Светящийся туман медленно сгустился и принял облик Ольги, только прекраснее ее, как истинное видение сфер. Неясный и смутный взгляд видения остановился на Супрамати, который быстро огненными лучами обрезал последние нити, соединявшие еще его с плотью.

Никогда, может быть, не был Супрамати так прекрасен, как в эту минуту, когда властно и спокойно он исполнял свое высокое назначение мага, оказывая любимому существу последнюю, высшую помощь.

Дух Ольги поднялся, заколебался на минуту над смертным ложем, бросив последний взгляд бесконечной любви на Супрамати, а затем понесся, как снежинка, ввысь, по ясному лучу к светлому духу, который окутал, казалось, его своей белоснежной мантией. Затем видение побледнело и исчезло.

Руки Супрамати опустились, и взор его остановился на мертвом теле. Белая, как алебастр, Ольга лежала спокойно, словно уснувший ребенок. Супрамати упал на колени возле постели и погрузился в восторженную молитву, унесшую его душу далеко от земли с ее бедствиями, к бесконечному Существу, дарующему всякое благо.

Пока он молился, из пространства стали падать белые светящиеся цветы, бесшумно порхая, точно снежные хлопья; скоро они покрыли душистым саваном, тело молодой супруги мага, и оставалась открытой лишь голова, окруженная голубоватой дымкой.

Когда Супрамати встал, портьера поднялась и вошли семь сестер ордена и Эдита с венком из фосфорических цветов на подушке. Женщины отерли тело ароматической эссенцией и одели в широкую тунику из серебристой ткани, тонкой, как газ, и отливавшей всеми цветами радуги; затем Эдита возложила на голову Ольги венок.

Когда покойница была убрана, вошел Дахир и семь рыцарей Грааля с зажженными свечами, а за ними Небо и Нивара с ящиком из сандалового дерева, обитым внутри белым атласом.

Супрамати поднял тело и положил его с помощью Дахира в гроб, бросив туда все цветы пространства. Дахир совершил каждение, произнес молитву и магическую формулу, и шествие двинулось: все несли зажженные свечи и пели гимны. Выйдя из дворца, они миновали сады и вошли в горы. Там, в скале, была высечена дверь, напоминавшая видом египетский пилон; за ней тянулся узкий коридор, кончавшийся высокой сводчатой пещерой. В глубокой нише с тремя ступенями поставили открытый гроб; внизу ступеней стояли четыре бронзовые треножника, на которых горели, потрескивая, смолистые вещества, распространявшие сильный живительный аромат.

Все собравшиеся преклонили колени и пропели молитву, а потом один за другим молча поднялись по ступеням, простились с усопшей и покинули грот.

Супрамати остался один. Скрестив руки, он прислонился к колонке и взгляд его остановился на прекрасном лице той, которая одна любила его; она казалась спящею.

Он так погрузился в свои думы, что не слышал легкого гармоничного гула и лишь чье-то прикосновение привело его в себя.

Около него стоял Эбрамар. В руке его пылал магический меч, и на устах блуждала ласковая, добрая улыбка.

– Дорогой ученик мой, я пришел сказать тебе, что ты достойно вынес возложенное на тебя испытание. Ты был человеком в полном значении слова, не переставая быть магом. Ты вмешался в людскую среду и полюбил людей, несмотря на внушавшие тебе отвращение пороки их; ты мужественно преодолел тяжелую сердечную борьбу, на алтарь мага ты принес в жертву свое сердце и покорно, как самый простой из смертных, отдал великому закону самое для тебя дорогое. За эту последнюю тяжелую победу над собой прими второй венец мага. И ты, и Дахир – оба честно трудились, и я уже дал ему ту же награду.