Лира скривилась и отвернулась.

— Ой, хватит про Вадика, а? Кстати, Марго задала почти такой же вопрос. Но понимаешь… я не умею делиться. И не умею прощать, особенно предательство. Да и чувства к Вадиму, как оказалось, не были настолько крепкими и глубокими, как я думала. Но это не значит, что мне приятно сейчас говорить о нём. Я вообще не хочу говорить…

Значит, у него ещё больше шансов, чем думал? Но как отвлечь всё равно явно расстроенную девушку, если не разговорами? Блин, он дебил, точно. Осторожно, словно спрашивая разрешения, провёл по изящной спине, останавливаясь на упругой попе. А второй рукой мягко повернул к себе лицо Лиры.

— Ты позволишь мне доставить тебе удовольствие? Просто расслабься, Лира, побудь сегодня обычной девушкой? Моей любимой девушкой…

Долгое мгновение на него смотрели эти невероятные грозовые глаза, а потом Лира подалась вперёд, целуя в губы. Просто, нежно, без уже привычного утверждения своей власти. Да! Руки зажили своей жизнью, беспорядочно лаская желанное тело, губы пили сладость её рта, а потом пустились в путешествие по оголённой коже, которой внезапно оказалось слишком много. Когда они успели раздеться?

Мелькнула мысль, что неплохо бы добраться до спальни, но Лира уже перекинула ногу и уселась ему на колени, прижимаясь к пульсирующей от желания плоти, потираясь грудью с остро торчащими сосками, часто и мелко дыша, вонзая ногти в плечи… И любые мысли растворились, отошли в глубины сознания, когда любимая приподнялась на коленях, одной рукой направляя болезненно напряжённый член в себя. Он поддержал её под аппетитные половинки и шумно выдохнул, когда погрузился во влажное тепло полностью.

Потом была бешеная скачка и тихие страстные стоны, оргазм со звёздами перед глазами, короткий отдых, за время которого они успели перебраться в спальню, и ночь, полная любви и нежности…

Утро принесло тревогу: как Лира отреагирует на произошедшее? Он вчера совсем отпустил себя, брал и отдавал так, словно в последний раз. А сейчас, при свете нового дня и успокоившись, что решит его переменчивая леди? Лучше всего отвлечься от дум помогало какое-нибудь дело, и Олег тихо спустился на кухню — готовить завтрак. И так увлёкся, что совершенно пропустил появление девушки. Вот никого не было, а вот он обернулся и увидел её. В длинной свободной футболке, привалившуюся к косяку и задумчиво его, Олега, рассматривающую. Но, что бы ни думал, прозвучавшего вопроса точно не ожидал.

— Я знаю, что так не принято… но не хочу ждать, пока сам сообразишь. Так что… ты наденешь мой ошейник, Олег?

На мгновение перед глазами помутилось. Ошейник… Это же… высшая форма доверия. Та же любовь, но на тематический лад. В своё время Вадька ему все уши прожужжал про значимость такого решения — сам-то он особо не интересовался, считая, что это не для него. И вот, Лира предлагает ему фактически брак. Сама! Но ведь так не поступают с тем, к кому равнодушны? Тогда, значит, она хоть немного, но… любит? Он замер, как дурак, жадно всматриваясь в лицо возлюбленной, ища там намёки… А увидел беспокойство и печаль.

— Чёрт, так и знала, что рано, что не стоит торопиться…

Дебил тормознутый! Его задумчивость не так поняли. Олег быстро отложил лопатку, погасил газ, сдёрнул с себя фартук и в три широких шага оказался возле Лиры. Обхватил её ладони, одновременно опускаясь на колени, и прижался поцелуем к прохладным пальцам. Горло перехватило, но леди ждала, и он заставил себя успокоиться, подняв взгляд вверх. Казалось, счастье распирает, и если его не выплеснуть, хотя бы словами, этот накал эмоций просто разорвёт его на маленькие, но по-прежнему счастливые кусочки. Он нужен. Это искупало всё, абсолютно. Ради этого он сможет стать всем, что она захочет.

— Лира… Леди моя, восхитительно жестокая… Я хочу носить твой ошейник. Если наденешь его мне, сделаешь самым счастливым нижним на свете! — и снова поцеловав тонкие пальцы — каждый в отдельности, — прошептал: — Люблю…Как же я тебя люблю.

А в ответ получил самый невозможный, но желанный ответ:

— И я тебя люблю, Ёжик… Но даже не надейся на хоть какие-нибудь послабления!

Он лишь счастливо рассмеялся и подхватил любимую девушку, которая, кажется, отвечала ему взаимностью (вот так сразу в это сложно было поверить, но Олег собирался приложить все усилия, чтобы сказанные слова действительно стали правдой), закружив по кухне. Лира взвизгнула, потом потребовала поставить её, где взял, пригрозив наказанием за самоуправство. Но он-то видел, что в серых глазах горит веселье и нежность. Впрочем, доводить до серьёзного раздражения не стал — ему теперь во многом надо чётко чувствовать меру. Любовь к такой девушке требует немало сил и умения лавировать. Ничего, справится.

Аккуратно опустив Лиру на пол, снова упал на колени и обнял, вжимаясь лицом в живот. А в волосы зарылись пальцы, несмотря на угрозы — нежные.

— Подлиза. Даже не думай, что это поможет тебе избежать наказания!.. Попозже. Сначала мы обсудим изменившуюся ситуацию, ещё раз оговорим рамки отношений. Олежка, ты же понимаешь, что сейчас многое изменится? Тебе придётся переехать ко мне, следовать определённым правилам, — он согласно «угукнул» в мягкий живот и получил лёгкий подзатыльник. — Вот же балбес! И только потом поедем к мастеру, выберем тебе ошейник. Вот тогда уж я тебя накажуууу… Тебе понравится, Ёжик.

В этом он ни мгновения не сомневался. Господи, как же здорово, что Вадик так вовремя исчез из их теперь уже пары! Нет, пусть ему будет хорошо с его Марготтой, но вот сейчас Олег уже не был уверен, что смог бы делить Лиру с кем бы то ни было. Правда, ей об этом лучше никогда не узнавать. Ничего, он просто приложит все усилия, чтобы его леди даже не захотела смотреть больше ни на какого другого нижнего!

И всё у них будет хорошо, Олег был в этом абсолютно уверен.

* * *

Зал тонул во мраке, не позволяя определить размеры помещения. В темноте чувствовалось большое скопление разгорячённых человеческих тел, периодически слышалось шумное дыхание, но ни единый иной посторонний звук не нарушал своеобразную тишину. Кроме размеренных щелчков.

Почти после каждого из них раздавался тихий протяжный стон, наполненный мукой, и зрители невольно замирали, задерживая дыхание и впитывая волны чужого наслаждения, самым мистическим образом пробивающегося сквозь явную боль. Эти сухие щелчки и следующие за ними стоны привлекали внимание к единственному ярко освещённому пятну в зале — небольшой