— Эта тайна даже более жуткая, чем ты можешь себе вообразить, — тихо ответила госпожа Дасслеронд, и такое неожиданное признание несколько охладило пыл кентавра.

— Эйдриан — своевольный и непредсказуемый мальчишка, который подчиняется только своим прихотям. Он самовольно объявил себя рейнджером. На самом деле никакой он не рейнджер и поэтому не имеет права носить это благородное оружие. Представляю, как огорчился бы Белли'мар Джуравиль, узнай он, что последний лук, изготовленный его отцом, оказался в руках Эйдриана.

Смотритель едва верил своим ушам.

— Если бы мне удалось уничтожить этого мальчишку, я бы сделала это без сожаления, — холодно произнесла Дасслеронд.

— Уничтожить сына Полуночника и Джилсепони? — спросил пораженный кентавр.

Предводительница эльфов печально покачала головой.

— Эйдриан не только их ребенок, — сказала она. — Я чувствую в нем присутствие какой-то иной, темной и страшной силы.

Она горестно взглянула на Смотрителя.

— Я видела в Эйдриане будущего спасителя Эндур'Блоу Иннинес. Я считала, что его происхождение и обучение, начатое в столь раннем возрасте, позволят вырастить из него безупречного рейнджера, который избавит нас от ужасной отметины, оставленной демоном на земле нашей долины. Однако боюсь, что этот несостоявшийся спаситель скоро станет еще более страшной отметиной, которая будет угрожать уже всему миру.

Печаль ее голоса погасила все возражения, которые вертелись у Смотрителя на языке. Он достаточно хорошо знал госпожу Дасслеронд. Она никогда не допускала легкомысленных разговоров о подобных вещах. К тому же хрупкая эльфийка была отнюдь не робкого десятка. Достаточно вспомнить ее столкновение с Бестесбулзибаром! И уж если она заговорила о своих опасениях, значит, дела действительно из рук вон плохи.

— Ты должна была сказать Джилсепони, — упрямо повторил кентавр.

Предводительница эльфов неопределенно пожала плечами и столь же неопределенно кивнула.

— Что сейчас говорить об этом? Эйдриан вырвался в большой мир. Думаю, со временем Джилсепони сама узнает о нем. Сомневаюсь, чтобы человек, подобный Эйдриану, не оказал влияния на мир. Правда, может, судьба сжалится над нами и мальчишка где-нибудь сгинет.

— Жестокие слова, — заметил Смотритель.

Дасслеронд вновь как-то неопределенно поглядела на него. Кентавр вдруг понял, насколько сильно ненавидит она Эйдриана. У него по спине побежали мурашки, чего раньше со Смотрителем никогда не случалось.

— Мы рассчитывали застать его здесь, — призналась она.

— Его давно и след простыл.

— Может, для нас это даже лучше, — вздохнула Дасслеронд.

Кентавр вновь оказался застигнутым врасплох. Он даже не подозревал, какой силой обладает этот рейнджер-отступник.

— От тебя мы ждем лишь благоразумного молчания, — продолжала предводительница эльфов. — Если тебе вдруг доведется увидеть Джилсепони, я хотела бы верить, что ты ни словом не обмолвишься о ее ребенке.

— А не многого ли ты от меня хочешь?

— А тебе хотелось бы увидеть войну между Хонсе-Биром и моим народом? — резко спросила госпожа Дасслеронд. — Кто предскажет, как поведет себя в таком случае королева Джилсепони?

Смотритель считал, что он достаточно хорошо знает Джилсепони, чтобы ожидать от нее подобных действий. Однако в словах Дасслеронд был определенный смысл. Кентавр много лет старался держаться подальше от людских интриг и того странного лабиринта, который у них именовался политикой. Сейчас он понимал, что поступал правильно. В конце концов он согласился с доводами предводительницы эльфов и вдобавок пообещал ей внимательно следить за этими местами, а если Ночной Ястреб снова сюда залетит, немедленно дать ей знать об этом.

Простившись с госпожой Дасслеронд и ее сопровождающими, кентавр долго бродил по лесным тропам. Много раз он подносил к губам свою волынку, намереваясь выплеснуть грусть в музыке, но после первого же извлеченного звука прекращал игру.

В лесу по-прежнему царила тишина, но не было ни тишины, ни покоя в сердце Смотрителя.

Он отправился к могиле Элбрайна и провел там немало времени, вспоминая старого друга.

Вспоминая и надеясь.

— Думаю, нам лучше объехать город стороной, — обращаясь к Садье, заметил Де'Уннеро, когда спутники поднялись на гребень холма.

Совсем невдалеке раскинулся огромный и величественный город. Над ним, на другом холме, возвышались громады королевского замка и монастыря, обращенные в сторону пестревшей множеством парусов гавани.

— Боишься, что Эйдриан может услышать там разговоры про свою владычествующую матушку? — спросила Садья.

Они оглянулись. Юноша, восседавший на Даре, пересекал овраг у подножия холма.

— Я боюсь, что он услышит совсем не те разговоры, — отозвался Де'Уннеро. — По-моему, он вполне готов узнать правду, но ему лишь повредит вся эта приукрашенная ложь, которая неизбежно соседствует с правдой на улицах столицы.

Бывший монах вновь обернулся в сторону Эйдриана.

— Спеши сюда, дружище, — позвал он. — Полюбуйся на величайший в мире город.

Юному рейнджеру не понадобилось пришпоривать коня, Дар сам взлетел вверх, едва они выбрались из оврага. Лицо Эйдриана выражало неподдельное восхищение, даже благоговение. Он широко раскрытыми глазами смотрел на панораму Урсала. На губах юноши играла торжествующая улыбка. Почти не задумываясь, он пришпорил Дара, однако Де'Уннеро крепко схватил коня за поводья.

— Разве мы не въедем в Урсал? — спросил удивленный Эйдриан.

— Непременно въедем, только не сейчас, — ответил Де'Уннеро. — Сейчас мы двинемся дальше на восток, где нас ждет одно дело. Очень важное дело. И потому нам предпочтительнее пока не появляться в Урсале.

Последние слова бывшего монаха только подстегнули любопытство юного рейнджера, и он вопросительно взглянул на Де'Уннеро.

— Видишь замок? — спросил тот.

— Как не видеть! — усмехнулся Эйдриан.

— Расскажи мне еще раз о своей матери, — попросил бывший монах, и улыбка мгновенно сбежала с лица юноши.

— Я ничего не знаю о ней, даже имени, — с грустью ответил он. — Она умерла в родах…

— Представь себе, не умерла, — холодно произнес Де'Уннеро.

Лицо Эйдриана окаменело.

— Когда мы были в Дундалисе, я получил подтверждение этому, — солгал Де'Уннеро. Бывший монах не хотел, чтобы его спутник догадался, что он лгал ему с первого дня их встречи, пусть и не совсем преднамеренно. — Надежные источники подтвердили мои подозрения. У твоего отца, Полуночника, была всего одна любимая женщина — его жена. Она не умерла, производя тебя на свет, хотя если бы это случилось, мир избежал бы многих трагедий.