— Да не беспокоитесь вы так, мисс. Мы о нем позаботимся.

Понимая, что она будет только зря путаться у них под ногами. Клер вернулась к возчику.

— Мистер Льюис, уже есть окончательный список потерь?

Лицо Льюиса искривилось.

— Да, мисс Морган. Тридцать два погибших, несколько десятков раненых, пятеро пропавших без вести. В деревне едва ли найдется хоть одна семья, где никто не погиб или не пострадал. Считают, что из тех, кого еще не нашли, никто не выжил. Поиски тел будут продолжаться, но завтра в тех частях шахты, которые не обвалились, опять начнут рубить уголь.

Ну конечно, жизнь должна продолжаться, со злостью подумала Клер. Лорд Майкл и Мэйдок не хотят терять свою драгоценную прибыль, мешкая с возобновлением работ.

— Спасибо за то, что привезли лорда Эбердэра домой, мистер Льюис. — Клер в нерешительности замолчала. Может, он ждет, чтобы ему заплатили?

Догадавшись, о чем она думает. Льюис сказал:

— Не надо, мисс Морган. Лорд Майкл Кеньон уже обо всем позаботился. Он человек крутой, но, скажу я вам, справедливый. Он несколько раз самолично спускался в шахту. — Тут Льюис доверительно понизил голос: — Шахтеры надеются, что теперь он сам будет управлять шахтой. Джордж Мэйдок никогда бы не стал тратить столько времени на спасательные работы.

Выходит, у лорда Майкла все-таки есть кое-какие хорошие качества. Попрощавшись с возчиком, Клер вошла в дом и в нерешительности остановилась в холле. Помимо организации питания спасателей и ухода за ранеными, она в эти дни еще и обошла дома своих друзей, чтобы предложить помощь и утешить тех, у кого погиб кто-то из близких.

В конце концов сегодня ее одолела страшная усталость, и она заснула как убитая. Поспав три часа. Клер встала и собиралась вернуться обратно в деревню, но, судя по тому, что сообщил мистер Льюис, нужда в ее помощи уже не была такой острой, тем более что от сильного утомления она едва держалась на ногах и не могла ясно мыслить.

Клер вздохнула и вернулась в свою спальню, где тут же заснула опять.

Когда она проснулась, было уже темно. Хотя Клер чувствовала себя совершенно вымотанной, мысли у нее больше не путались, и она с мучительной ясностью осознала, что никогда больше не увидит Оуэна. Острое чувство потери пронзило ее, усугубив душевную боль, которую она переживала из-за Маргед и ее осиротевших детей.

Ночь была под стать се настроению — начиналась гроза, вокруг дома свистел ветер и стучал ветками по оконным стеклам. Музыка так органично сливалась с шумом ветра и с ее горестными мыслями, что Клер не сразу сообразила, что эта печальная мелодия звучит не в ее голове. Все было почти так же, как в ее первую ночь в Эбердэре, только на сей раз она знала, откуда взялись в ночи звуки арфы. Никлас проснулся и играл погребальную песнь.

Одиночество вдруг показалось ей невыносимым. Клер встала, надела домашние туфли и умылась холодной водой. На ней все еще было помятое дневное платье, потому что она легла спать не раздеваясь. Клер не стала собирать волосы в пучок, а просто стянула их сзади ленточкой и пошла искать Никласа. Стояла глубокая ночь, и все остальные обитатели дома наверняка уже давно спали.

Она нашла его в тускло освещенной библиотеке. Вымывшийся и одетый в свой обычный черно-белый костюм, он выглядел почти так же, как всегда, только на подбородке темнел кровоподтек, и ободранные пальцы оставляли кровавые следы на металлических струнах арфы. Когда Клер вошла, он поднял голову, взглянул на нее ничего не выражающими глазами и снова склонился над арфой. Хотя слова и мелодия были валлийскими, в его игре и пении слышалась надрывающая душу тоска, свойственная цыганским напевам.

Клер молча прошла через комнату и подбросила угля в камин. Затем села в кресло с подголовником и откинула голову назад, слушая музыку. Ей стало легче оттого, что теперь он рядом.

Прозвучал и замер последний аккорд. В наступившей тишине послышался далекий раскат грома. И, словно расценив это как некий сигнал, Никлас сказал сдавленным голосом:

— Я должен был сделать больше. Вы рассказали мне, насколько опасна работа в этой шахте, но я не принял ваших предостережений всерьез. Для меня все это дело было лишь еще одной игрой.

Удивленная этим самобичеванием, Клер сказала:

— Но вы же поговорили с лордом Майклом, объяснили ему, насколько опасна работа в шахте, находящейся в столь плачевном состоянии; и вы предприняли попытку найти возможность расторгнуть заключенный с ним договор аренды. Что еще вы могли сделать без решения суда?

— Я мог бы сделать больше, — повторил Никлас. Он поставил арфу на пол, поднялся и начал беспокойно ходить взад и вперед по комнате, погруженной в полумрак. — Это я виноват в том, что Оуэн погиб.

— Не казните себя, — тихо сказала Клер. — Все, кто работал в той лаве, погибли.

— Но Оуэн там не работал, он пришел туда со мной, потому что я его об этом попросил. Если бы не я, он был бы сейчас жив. — Остановившись у окна, Никлас раздвинул шторы и поднял раму. затем сделал глубокий вдох, будто желая вобрать в себя грозу. — Мы с ним уже стояли на дне ствола Бичен, готовые подняться на поверхность, когда раздался первый взрыв и штреки начали обваливаться. В бадье мог подняться только один человек. — Его пальцы стиснули подоконник. — Из-за того, что у него была семья, а у меня нет, я велел ему подниматься первым. Он не стал спорить, а просто съездил мне кулаком в челюсть и запихнул меня в бадью. Еще одна или две минуты — и Оуэн бы спасся, но этих самых минут как раз и не хватило. Не хватило времени… — Его голос замер, и тут же первые капли дождя забарабанили по стеклу и влетели в открытое окно.

Никлас вдруг резко повернулся; лицо его было искажено такой же дикой яростью, как и в тот день, когда он рассек кнутом портрет, своей покойной жены. Только теперь все было еще хуже, потому что па сей раз эта ярость была направлена против него самого.

— Если моя жизнь стоила сто золотых гиней, то жизнь Оуэна была бесценна! — в неистовстве прокричал он. — Оуэн умел строить, петь, смеяться. Он любил и был любим. Господи, Боже мой, почему погиб он, а не я?

Ногти Клер впились в подлокотники кресла. На месте Никласа она чувствовала бы себя точно так же; собственная смерть и для нее была бы куда легче, чем жизнь за счет гибели друга. Желая облегчить его страдания, она сказала:

— Если он пожертвовал собою ради вас, то это потому, что один вы можете осуществить на шахте необходимые перемены. Благодаря вам в будущем могут быть спасены многие жизни.

— Этого мало!

Внезапно Никлас схватил свою арфу и с силой отшвырнул ее. Изящный инструмент с жалобным вскриком ударился о стену и упал на пол, рассыпавшись на куски. Разрезавшая ночное небо молния на миг ярко озарила Никласа и его сломанную арфу.

— Перестаньте себя винить! — крикнула Клер, перекрывая раздавшийся вслед за вспышкой молнии гром. — Вы же не Господь Бог!

— Насколько я знаю, Бог плохо играет свою роль, — горько бросил Никлас. — Я читал книгу Иова и не сказал бы, что там Вседержитель производит благоприятное впечатление.