Я протянул Зэдоку бутылку и он осушил ее до последней капли. Мне было странно наблюдать то, что алкоголь, похоже, ничуть не забирал старика, поскольку в его голосе совершенно не чувствовалось характерных для пьяных людей глухих, хрипловатых ноток. Он облизнул горлышко бутылки и спрятал ее в карман, после чего начал кивать и что-то еле слышно нашептывать себе под нос. Я наклонился поближе к нему, стремясь уловить хотя бы слово, и мне показалось, что под густыми, пожелтевшими усами промелькнуло некое подобие сардонической ухмылки. Он и в самом деле что-то говорил, и мне удалось довольно неплохо расслышать все, что он пробормотал. – Бедный Мэтт… он всегда был против этого… пытался привлечь парней на свою сторону, а потом подолгу беседовал с пастором… все было бестолку…сначала они прогнали из города протестантского священника, потом методистского; с тех пор я ни разу не видел нашего Неистового Бэбкока – он заправлял прихожанами-баптистами. О, Иегова, дождутся они гнева твоего! Сам я тогда еще совсем щенком был, но все равно видел и слышал все, что там творилось. Дэгон и Ашторет – Сатана и Вельзевул… Идолы Канаана и филистимлян… страхи вавилонские – Мене, мене текел упарсин…

Он снова умолк и по взгляду его водянистых глаз я понял, что спирт все же брал свое – старик действительно был близок к ступорозному состоянию. Однако, стоило мне легонько потрясти его за плечо, как он с неожиданной живостью повернулся ко мне и снова принялся бормотать что-то почти невразумительное. – Ну как, не поверили мне, да? Хе-хе-хе, но тогда скажите, молодой человек, зачем капитан Оубед и двадцать его парней взяли за правило плавать глухими ночами к рифу Дьявола и хором распевать там свои песни, да так громко, что при соответствующем ветре их можно было даже в городе. услышать? Ну, что вы мне на это ответите? И еще скажите, зачем он всегда бросал в воду какие-то тяжелые предметы, причем по другую сторону рифов, на глубине, где подводная их часть обрывается в бездну, да такую, что еще никому не удавалось до дна достать? Скажите, что он сделал с той свинцовой штуковиной, которую ему дал Валакеа? Ну как, юноша? И что они там выкрикивали, когда собирались в канун мая и еще перед днем всех святых, а? И почему новые церковные пасторы – в прошлом матросы – носят свои диковинные наряды и надевают на голову всякие золотые украшения вроде тех, что привозил капитан Оубед? Ну как, можете вы на все это мне ответить?

Сейчас его водянистые глаза смотрели на. меня почти враждебно, пылая маниакальным блеском, а грязная седая борода даже поблескивала, словно наэлектризованная, Старый Зэдок, похоже, заметил, как я невольно отпрянул назад, потому что тут же зловеще захихикал, – Э-хе-хе-хе! Ну как, начинаете соображать? Может, хотели бы оказаться на моем месте в те дни, когда я по ночам глазел на море, стоя на крыше своего дома? И потом, скажу я вам, маленькие дети всегда любят подслушивать, так что я был в курсе всего, о чем судачили в те времена, что говорили про капитана Оубеда и тех парней, которые плавали на риф! Хе-хе-хе! А что вы скажете насчет той ночи, когда я тайком взял старую отцовскую подзорную трубу, принес ее на крышу и увидел через нее, что весь риф усеян какими-то блестящими существами, которые, как только взошла луна, сразу же попрыгали в воду? Оубед с парнями только еще плыли на лодке, а те твари уже соскочили в воду, причем с другой, глубоководной стороны рифа, и назад больше не вернулись… Что бы вы сказали, если бы сами оказались на месте щенка, видевшего все эти фигуры, которые вовсе и не были человеческими фигурами?.. Ну, как вам это?.. Хе-хе-хе…

У старика определенно начиналась истерика, а меня всего вдруг начало колотить от непонятно откуда нахлынувшей тревоги. Потом он опустил свою искривленную лапу мне на плечо, и я понял, что он тоже отчаянно дрожит, причем отнюдь не от безудержного веселья. – А представьте себе, что однажды ночью вы видите, как Оубед отправился к рифу на своей лодке, груженой чем-то большим и тяжелым, а на следующий день все узнают, что из одного дома пропал молодой парень. Хей! Видел ли кто хотя бы раз после этого Хирама Джилмена, или Ника Пирса, или Луэлли Уэйта, или Адонирама Саусвика, или Генри Гаррисона? Хе~хе, хе, хе… Существа эти изъяснялись при помощи знаков, которые подавали своими руками… а руки у них, похоже, ловкие были…

Ну так вот, сэр, именно тогда-то Оубед и стал снова подниматься на ноги. Люди видели на трех его дочерях такие украшения, которых у них в жизни не было, да и дымок стал куриться над его фабрикой. И другие парни тоже зажили припеваючи – рыбы в гавани стало хоть пруд пруди, и видели бы вы, какие пароходы с грузом мы снаряжали перед их отправкой в Аркхэм, Ньюбэрипорт и Бостон. Именно тогда Оубед снова восстановил старую железную дорогу. Несколько рыбаков из Кингспорта прослышали про невиданные уловы здешних парней и наведались сюда на своем шлюпе, да только все они куда-то пропали, так что никто их с тех пор не видел. Вот тогда-то наши парни и организовали этот самый «Тайный орден Дэгона», прикупив для него здание старой масонской ложи… Хе,хе,хе,хе! Мэтт Элиот был масоном и возражал против того, чтобы дом продавали им, но вскоре и он куда-то исчез.

Помните, я говорил, что поначалу Оубед ничего не хотел менять в жизни островитян- канаков? Думаю, что сначала у него и в мыслях не было заниматься каким-то скрещиванием с этим племенем, не надо ему было выращивать людей, которые будут уходить под воду ради бессмертной жизни. Все, что ему требовалось, это золото, за которое он готов был платить большую цену, и те, другие, тоже вроде бы некоторое время этим ограничивались…

В сорок шестом в городе, однако, начали кое над чем задумываться. Слишком часто стали пропадать люди, очень уж дикие стали читаться проповеди на воскресных сборищах и чересчур много разговоров пошло об этом самом рифе. Кажется, и я тоже приложил к этому свою руку – рассказал члену городского управления о том, что видел с крыши своего дома. Как-то однажды они – то есть Оубед и его парни – организовали на рифе что-то вроде сходки, и до меня донеслась какая-то пальба, которая велась между несколькими лодками. На следующий день Оубед и еще тридцать два его человека оказались в тюрьме, а все вокруг гадали и толковали, в чем там дело и какое обвинение им могут предъявить. О, Боже, если бы хоть кто-нибудь смог заглянуть вперед… хотя бы на несколько недель, в течение которых никто не исчезал и никого не сбрасывали в море.

Зэдок все больше выказывал признаки страха и утомления, а потому я дал ему возможность немного передохнуть, хотя между делом с тревогой поглядывал на часы. Приближалось время прилива и усилившийся шелест волн, казалось, отчасти привел его в чувство. Лично я был даже рад этому приливу, поскольку надеялся, что на большой воде не столь резко будет ощущаться омерзительный рыбный запах. Между тем я снова стал внимательно вслушиваться в его шепот.

– В ту ужасную ночь… я увидел их. Я снова был у себя на крыше… скопления их… чуть ли не настоящие толпы покрывали своими телами поверхность всего рифа, а потом поплыли через гавань в сторону устья Мэнаксета… Боже, что творилось в ту ночь на улицах Иннсмаута… они колотили в наши двери, но отец не открывал… Толпы мертвецов и умирающих… выстрелы и вопли… крики на старой площади и центральной площади в Нью-Черч Грин – ворота тюрьмы нараспашку… какое-то воззвание… измена… все это назвали чумой, когда люди вошли внутрь и обнаружили, что половина наших парней отсутствует… никто не спасся, только те, что были с Оубедом, и еще эти существа, или кто там они были… а потом все успокоилось, хотя больше своего отца я никогда не видел…