Данросс бесстрастно смотрел на приятеля.

— Значит, вы официально признаете, что информация, содержащаяся в докладе, соответствует истине?

— Кросс считает, что может быть и так. Может, с нашей стороны было бы благоразумно поставить здесь на всякий случай человека, как ты считаешь?

— Как тебе будет угодно, Брайан.

— Может, мы поставим человека у Шек-О?

— Как тебе будет угодно, Брайан.

— Ты, похоже, не очень расположен сотрудничать, да?

— Ты не прав, старина. Я воспринимаю все, что ты говоришь, со всей серьезностью, — резко проговорил Данросс. — Когда и каким образом у вас оказалась эта копия?

Брайан Квок ответил не сразу.

— Я не знаю, а если бы и знал, то не уверен, следует ли мне это говорить.

Данросс встал:

— Давай тогда пойдем и отыщем Кросса.

— Но почему Горнты и Ротвеллы так ненавидят Струанов и Данроссов, Питер? — спросила Кейси. Они с Бартлеттом прогуливались по вечерней прохладе в прекрасном саду вместе с Питером Марлоу и его женой Флер.

— Всех причин я ещё не раскопал. — У этого высокого светловолосого тридцатидевятилетнего англичанина был аристократический выговор, и во взгляде серо-голубых глаз открывалась необычайная глубина. — Говорят, это восходит к Брокам: якобы есть некая связь, некая семейная связь между семьей Горнтов и семьей Броков. Возможно, к самому старику Тайлеру Броку. Вы слышали о нем?

— Конечно, — сказал Бартлетт. — Как это все началось, эта распря?

— Мальчиком Дирк Струан служил юнгой на одном из вооруженных торговых судов Тайлера Брока. Корабельная жизнь в то время была весьма жестокой, да, вообще-то, и не только корабельная, но, боже мой, в те времена в море… Ну так вот, Тайлер Брок безжалостно выпорол кнутом юного Струана за якобы проявленное неуважение и бросил где-то на побережье Китая, сочтя мертвым. Дирку Струану тогда было четырнадцать, и он поклялся перед Богом и дьяволом, что, когда вырастет, разорит торговый дом «Брок и сыновья» и придет за Тайлером с плетью-девятихвосткой. Насколько мне известно, он так за ним и не пришел, хотя рассказывают, что он забил старшего сына Тайлера до смерти каким-то китайским боевым оружием.

— Каким оружием? — забеспокоилась Кейси.

— Это что-то вроде булавы, Кейси. Три-четыре коротких железных звена с утыканным шипами шаром на одном конце и ручкой на другом[106].

— Он убил сына, мстя отцу? — поразилась Кейси.

— Этого я ещё пока не знаю, но могу поспорить, что причины у него были. — Питер Марлоу улыбнулся какой-то странной улыбкой. — Дирк Струан, старик Тайлер и все остальные, кто создал Британскую империю, покорил Индию, открыл Китай. Господи, какие это были гиганты! Я говорил, что Тайлер был одноглазый? Один глаз ему вырвал хлестнувший по лицу свободный фал во время шторма в тысяча восемьсот тридцатых годах, когда он гнался на своем трехмачтовом клипере — «Белой ведьме» — за Струаном с полными трюмами опиума. Струан на «Китайском облаке» опережал его на целый день. Это была гонка от британских опиумных полей в Индии до рынков Китая. Говорят, Тайлер просто залил пустую глазницу ромом и, выругавшись, приказал матросам на реях поставить ещё парусов. — Помолчав, Питер Марлоу продолжал: — Дирк погиб во время тайфуна в Хэппи-Вэлли в тысяча восемьсот сорок первом году, а Тайлер умер без единого пенни, полным банкротом в шестьдесят третьем.

— А почему без единого пенни, Питер? — спросила Кейси.

— Как гласит легенда, его старшая дочь Тесс — которая потом станет «Каргой» Струан — годами замышляла свалить отца. Вы ведь знаете, что она вышла замуж за Кулума, единственного сына Дирка? Так вот, «Карга» Струан тайно договорилась с банком «Виктория», который был основан Тайлером в тысяча восемьсот сороковых годах, и компанией «Купер-Тиллман», партнерами Тайлера в Штатах. Они заманили его в западню и разорили великий дом «Брок и сыновья» одним сокрушительным ударом. Тайлер потерял все: судоходную компанию, опиум, имущество, склады, акции — все. Его уничтожили.

— И что с ним было дальше?

— Не знаю. Точно не знает никто. Однако рассказывают, что в тот вечер, тридцать первого октября тысяча восемьсот шестьдесят третьего года, старый Тайлер отправился в Абердин — это гавань на другой стороне Гонконга — с внуком Томом, которому тогда было двадцать пять, и шестью матросами. Они захватили океанскую лорку — это судно с корпусом как у китайских джонок, но с европейским парусным вооружением — и вышли в море, укрепив на верхушке мачты вымпел Брока. Говорят, он был вне себя от ярости: с пистолетами за поясом и окровавленной абордажной саблей в руке — при захвате корабля они убили четырех человек. В устье гавани в погоню за ним устремился одномачтовый корабль, но Тайлер потопил его — в те времена из-за пиратов почти все суда были вооружены пушками, а эти моря кишели пиратами с незапамятных времен. Так вот, старик Тайлер вышел в море. С востока дул хороший ветер, и начинался шторм. В устье Абердина он стал выкрикивать ругательства. Он проклял «Каргу» Струан, проклял этот остров, проклял банк «Виктория», предавший его, и Куперов из компании «Купер-Тиллман», но больше всего он проклинал Тайбаня, которого не было в живых почти что двадцать лет. И старый Тайлер Брок поклялся отомстить. Говорят, он орал, что идет за добычей на север и что собирается начать все сначала. Что снова построит свой дом и тогда… и тогда я вернусь, клянусь Богом… я вернусь, и буду отомщен, и тогда мой дом станет Благородным Домом, клянусь Богом… я вернусь…

Последние слова Питер проговорил хриплым голосом, и у Бартлетта с Кейси по спине пробежал холодок. А Марлоу продолжал:

— Тайлер ушел на север, и больше никто о нем не слышал. От него, от его лорки, от его экипажа не осталось и следа. Тем не менее его присутствие, как и присутствие Дирка Струана, по-прежнему ощущается. Вам лучше не забывать, что, имея дело с Благородным Домом, ты волей-неволей имеешь дело и с этими двумя, вернее, с их призраками. В ту ночь, когда Иэн Данросс стал тайбанем, «Струанз» потеряли из-за тайфуна флагман своего грузового флота — «Нетающее облако». Это была огромная финансовая потеря. Судно затонуло у берегов Формозы — Тайваня, — и весь экипаж погиб, за исключением одного моряка, молодого английского матроса. Он был на мостике. Так вот он божился, что их завлекли на скалы ложные огни и что, когда они шли ко дну, он слышал демонический хохот.

Кейси невольно поежилась.

Бартлетт заметил это и, как бы между прочим, взял её под руку. Она благодарно улыбнулась.

— Питер, — заметил Бартлетт, — люди здесь говорят об умерших сто лет назад так, словно они находятся в соседней комнате.

— Старый китайский обычай, — тут же ответил Питер Марлоу. — Китайцы верят, что прошлое предопределяет будущее и объясняет настоящее. Конечно, Гонконгу ведь всего сто двадцать лет, так что человек, которому сегодня восемьдесят… Возьмите, к примеру, Филлипа Чэня, теперешнего компрадора. Ему сейчас шестьдесят пять. Его дед, знаменитый сэр Гордон Чэнь, незаконный сын Дирка Струана, умер в тысяча девятьсот седьмом году в возрасте восьмидесяти шести лет. Филлипу Чэню тогда было девять. Смышленый девятилетний мальчик запомнил все разнообразные истории, которые рассказывал почитаемый им дед о своем отце, Тайбане, и Мэй-мэй, его знаменитой наложнице. Рассказывают, что нравом старый сэр Гордон Чэнь был крут, настоящий наследник. У него имелось две законные жены и восемь наложниц различного возраста, и он оставил разветвленному семейству Чэнь богатство, власть и все остальное. Попросите Данросса показать вам его портреты — у меня только копии, — но, боже, какой это был красавец! Сейчас в живых ещё десятки людей, которые знали его, одного из великих основателей. И господи, «Карга» Струан умерла каких-то сорок шесть лет назад. Посмотрите вон туда! — Он кивнул в сторону сморщенного человечка, тонкого, как стебель бамбука, и почти такого же стойкого, который вел непринужденную беседу с молодой женщиной. — Это Винсент Мак-Гор, тайбань пятого великого хонга — «Интернэшнл эйшн трейдинг». Он много лет работал на сэра Гордона, а потом на Благородный Дом. — Марлоу вдруг ухмыльнулся. — Как гласит легенда, он стал любовником «Карги» Струан, когда, восемнадцати лет от роду, только что прибыл в Гонконг на борту корабля, перевозившего скот из какого-то ближневосточного порта. На самом деле никакой он не шотландец.