Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Всё было бы хорошо, если б в главную героиню не влюбился священник – брат Джироламо. Но Нонна решает использовать его в своих целях. Она приходит на проповедь и говорит, что страдает от ревности мужа и просит помощи, лукаво намекая святому отцу на свою благосклонность в будущем. Например, предстоящей ночью, когда мужа не будет дома. Брат Джироламо попадает на крючок и уже вынашивает план, как наставить рога господину Пуччио.
Чем же это выгодно Нонне? Она рассчитывает, что, пока Пуччио и брат Джироламо станут выяснять отношения, она беспрепятственно будет встречаться с Кикибио.
Так всё и происходит. Нонна, придя домой, рассказывает мужу, что в церкви её совращал брат Джироламо и звал на свидание. Тогда Пуччио переодевается в женское платье и намеревается пойти к священнику вместо жены. Не успевает. Оказывается, что это был хитрый план брата Джироламо. Он таким образом хочет отучить своего соперника от ревности. В назначенный час он сам приходит в дом Пуччио, застаёт его переодетым под Нонну, хватает и привязывает к дереву, чтобы хорошенько проучить. И приговаривает при этом:
Брат Джироламо. О, мерзкая женщина! О, дрянь с лицом ангела! Вот ты сейчас увидишь, как я тебя осчастливлю… (Прилаживается к палке.)
Пуччио. Видит бог, увижу, если Вы, святой отец, не смилостивитесь надо мной.
Брат Джироламо. А ты, гадкая тварь, смилостивилась над своим добрейшим супругом, когда среди ночи пожаловала сюда… полагая, что я, слуга господа, ношу в своём сердце вместо святых молитв блуд и похоть?!.
Пуччио. . Уф! Что это, святой отец? Никак я слышу сквозь разверзшуюся твердь голоса ангелов?
Брат Джироламо. Воистину, распутная дочь моя, ты не ошиблась. Это разгневанные ангелы приказывают мне несколько почествовать тебя хворостиной. Пусть же будет по слову божию. (Бьёт его.)
Пуччио. Ох!.. Ох!.. Ох!.. (Бегает на привязи вокруг столба.) Боже мой, отец, и те будут знать теперь, что Вы святой человек.
Брат Джироламо. И кого вздумала ты обмануть, о, старшая дочь непотребства! Добро бы муж у тебя был какой-нибудь старый хрыч со свиным рылом вместо лица…
И так далее.
Единственный вопрос, который автор стремится уложить в головы зрителя, звучит так: кто же из всех персонажей наибольший плут? Кикибио? Нонна? Брат Джироламо? Каждый из них – арлекин, шут, буффон. Каждый стремится надуть другого.
В итоге получилась приличная комедия. Если в первых вещах Мариенгофа были какие-то прорехи и недочёты, то начиная с комедий «Люди и свиньи» и «Бергамский плут» качество его драматургии значительно растёт. Да и не только драматургии. В скором времени появится большой роман о царствовании Екатерины Второй.
Существует ещё один текст тридцатых годов. О нём лучше, чем кто бы то ни было, рассказывает сам Мариенгоф:
«“Записки Бога”!.. Нет, я уже не пишу их. Поздно. А жаль всё-таки.
Примерно четверть века тому назад они были у меня задуманы, продуманы – эти “Записки”. Собрал материал. Всё казалось: поднакоплю немного деньжат (годика на полтора) и засяду. Но никак не мог накопить больше, чем на месяц. Это в самое благополучное время, когда ещё не запрещали всё, подряд всё, что я писал, – прозу, стихи и для театра.
Вот вкратце эти “Записки Бога”:
Голгофа. Стража, конечно, и там была, но деньги, вино и поцелуи тоже издревле существовали. Женщины, обожавшие Иисуса, сняли его с креста прежде, чем он умер. На крестах умирали от голода, а не от лёгких ран на ступнях и ладонях. Учеников и в помине поблизости не оказалось – они покинули своего учителя ещё до того, как он поднялся на Голгофу, таща на плечах тяжёлый крест. Покинул Иисуса даже Иоанн, его юный нежный возлюбленный, которого все называли – “маленький”. Про таких во “Второзаконии” упомянуто: “Мужчина не должен одеваться в женское платье”. А в книге “Левит” сказано: “Не ложись с мужчиною, как с женщиной”. Спасённому Иисусу пришлось бежать без оглядки из фанатичной страны, где людей за философию распинали, сбрасывали с крутых обрывов и побивали камнями. Он не простился даже с матерью, перебравшейся после смерти Иосифа в Кану. Не простился с братьями и с замужними сёстрами, жившими в Назарете.
Как известно, Галилею пересекала старинная проезжая дорога – по ней он и зашагал с посохом в руке. Его привлекала Греция, привлекали Афины – город философов. Там Иисус и поселился, смешавшись с говорливой толпой стоиков, эпикурейцев и киников. Красивые юноши были его друзьями. Прошли годы. Уже слегка засеребрились волосы Иисуса. И вот в афинском ареопаге неожиданно появился тщедушный рыжий человек с красными веками. Это был апостол Павел. Он привлёк внимание горожан красноречием и горячностью, чрезмерной даже для греков. Иисус, опёршись на посох, остановился послушать оратора. “Что такое!” Он услышал рассказ о себе. Рассказ фантастический, наивный, приукрашенный какими-то глупыми чудесами, вызывавшими смех у афинян.
Вернувшись домой, Иисус сказал себе: Пожалуй, стоит написать “Записки Бога”. И написал. То есть должен был написать я за него».379
В беловом виде текста не существует. Мариенгоф писал об этом уже в пятидесятые годы, видимо, перечитывая старые записные книжки. Черновики же сохранились и ждут своего часа в РГАЛИ. Задумка, безусловно, интереснейшая. Особенно если учитывать увлечённость Мариенгофа античностью и философией. Могло бы получиться сильное художественное произведение. Но несостоявшихся текстов, подобных этому, у Мариенгофа больше не будет.
СЛУХИ, ФАКТЫ И БОЛЬШАЯ ЛИТЕРАТУРА
* * *
«Там [в Крыму] выделялась рослая, эффектная чета Мариенгоф и Никритина – “Мартышка” есенинских дней (их сын Кирка находился в пионерском лагере для детей писателей на “московской” территории)…»
* * *
«Стройные и высокие, как на подбор, красивые, сильные, очень спортивные и при этом духовные, что редко идёт об руку с физическим совершенством, вот они: Коренев, Чечановский, Антокольский, Арго, Мариенгоф, Розанов – он уцелел… Она производила над собой насилие, чтобы не висело над нами угрюмое молчание, а я был, как хорошо закупоренная и запечатанная сургучом бутылка, которую кидают в море терпящие бедствие. Но это шло не от тупости, безмозглости, а от сознания её подавляющего превосходства. Что мог сказать я дивному существу, чей слух только что ласкали голоса сирен: Каплина, Десницкого, Мариенгофа, Лавренёва, Мессера и низкие хрипловатые ноты Горностаевой, заставлявшие всех цепенеть или восторженно вскрикивать, или давиться от хохота?»
* * *
Неожиданно имажинистская проза выходит на новый уровень. За дело берётся подросший ленинградский молодняк. Владимир Ричиотти выпускает несколько книг – несколько образцов советской маринистики: «Без маски» (1928), «Страна на воде» (1930), «Четыре рейса» (1941). Первые две – про путешествие по Англии, Германии и Голландии. Третья – незаконченный роман о торговом флоте.
