Одно-единственное.

То, которое было так мне необходимо.

Траектории движения пули и моей головы разошлись навсегда. Пуля разорвала мне ухо, вылетевшие следом за ней газы опалили кожу, но это были мелочи. Я ковырнул ножиком вбок, и дамочка перекосилась, дергая порезанной ногой и голося совсем по-заячьи.

Я отобрал у нее ружье и врезал ей по почкам прикладом. Она сомлела. Я снял с нее натуральный кожаный ремень, связал ей руки, заломив предварительно за спину, и уложил ее лицом вниз. Чтобы не захлебнулась в пене, подложил под щечку стопку книг.

– Охотиться на зверей омерзительно, – напомнил я ей одно из основных этических убеждений Файра. – На людей тем паче. Поэтому штуцер я реквизирую. Адье!

Дядька за шкафом был дохлее дохлого, и ружье у него было похуже, чем у коллеги по живодерскому пороку. И зарядов не осталось. Засовывая в карман длинные, едва не в четверть, патроны для штуцера, что я реквизировал из патронташа и газырей у дамочки (под карманами, к слову, практически никаких признаков принадлежности к женскому роду не оказалось), я вышел из кабинета.

Дом был сравнительно чист от вредителей.

Пора было браться за сад.

* * *

– Кто мне скажет, скоро ли сюда нагрянут тревожные и аварийные службы? – размышлял я вслух, выглядывая из окна. – Жандармерия, пожарные, служба спасения… кто еще? МЧС разве? Никакой расторопности. Как у нас, блин. Тормоза…

На улице к тому времени почти совсем рассвело. Колыхался слоистый туман. Редкие пробудившиеся пташки прочищали глотки и едва-едва лишь начинали чирикать.

Простреленная холка отчаянно зудела. И ухо. И спина, которую пободал стеклянный зверь, и бок… Впрочем, я, кажется, повторяюсь.

Отчаянно вскрикнула Светлана. Я вылетел на балкон, забросил штуцер за плечо, а пистолет в кобуру, вскочил на уцелевшие перила и прыгнул вверх. Уцепился за карниз, подтянулся, забросил на крышу правую ногу и выбрался сам.

Перед Светланой стоял широкоплечий узкобедрый мужчина в облегающей черной форме и поигрывал моим же тесаком. (Как же я о нем забыл-то? О тесаке.) Женщина прижимала к щеке руку, из-под которой сочилась кровь. Эх, говорил я глупой бабе: не снимай шлем, дуреха!

Я двинулся на выручку.

– Эй ты, ниндзя, – позвал я бандита, доставая пистолет. – Ком цумир! Сюда смотреть! Ваша муттер пришла, звездюлей принесла. Не хотеть ли отведать?

Он словно не слышал.

– Брось ножик, гандон! – разозлился я и ткнул стволом в основание крепкого шишковатого затылка.

Он стремительно, совсем не по-человечески оборотился, и я узнал его. Это был один из тех кулакастых брюнетов, что сопровождали приснопамятным днем моего прибытия в Файр доходяг-золотопогонников. В прошлую нашу встречу я был скромен и миролюбив, и для него не нашлось иной работы, кроме партнерства в сексуальной оргии.

Не то было сегодня…

В глазах его я прочел твердую решимость беспощадно покончить с неожиданной помехой, а в движениях почуял молниеносность рапида. Я поспешно спустил курок. Если бы у меня не кончились патроны, его разлетевшиеся мозги значительно преобразили бы эстетику пляжного убранства крыши…

Отработанным движением профессионала он выломал из моих пальцев пистолет и отшвырнул его подальше, одновременно хватив мне по лбу пяткой тесака. Я поплыл. Он содрал с меня штуцер, который последовал за пистолетом, и двинул коленом между ног. Я раскрыл рот, безрезультатно пытаясь втянуть воздух, которого вдруг стало катастрофически не хватать, и погрузился в боль и сумерки. Он схватил меня одной рукой за расшитый пояс, другой – за шкирку, подтащил к краю крыши и швырнул вниз.

Я кулем шмякнулся о балкон и развалился на десятки кусков.

И каждый из кусков сипло выл от боли.

Вразнобой.

* * *

Если бы я потерял сознание, то все на этом бы, наверное, и закончилось. Громила прибил бы Светлану, а потом спустился ко мне и разделал меня, как мясник свиную тушу.

Но я у мудрился-таки поломать его зловещие планы. Не знаю, что мне помогло. Врожденное упрямство? Жажда жизни? Сома Больших Братьев? Не суть важно. Я не только сравнительно быстро очухался, но и нашел в себе силы вызвать наконец долгожданное состояние боевого транса.

Стало легко и весело. Энергия переполняла мои члены. Я в два прыжка забрался на крышу. Клинок ножа льдисто лучился сквозь мириады крошечных щербинок затемнения, шершавый черенок ласкал ладонь, прохладная крестовина плотно прилегала к указательному пальцу, большой же палец уютно покоился в специальной выемке на обушке. Я пронзительно свистнул.

Мой обидчик сидел, развалившись, в шезлонге и что-то говорил поучительно стоящей перед ним на коленях Светлане. Для придания большей убедительности своим словам он иногда бил ей по голове тесаком. Плашмя.

Свист, изданный в состоянии рапида, близок к ультразвуку. Но злодей его услыхал. Он вскочил и почти сразу оказался стоящим напротив меня. Я был ошеломлен. Он ускорился практически мгновенно! И превосходил при этом мои собственные возможности раза в полтора. Жрал, наверное, всю жизнь активированную сому горстями, а то и чем позабористей ширялся. Ага. Боец против овец. Ладно, посмотрим, каков он боец против молодца.

Я сделал короткий выпад в область его сердца. Он легко уклонился и замахал передо мною тесаком – слева-направо, справа-налево. Наискосок. Никакой техники, одна дурная сила и бешеный напор. Его ошибка была в том, что он положился на превосходство в скорости и не бросил тяжелый мачете еще вначале. Ошибка, непростительная для профи. А он, между прочим, превосходно владел рукопашным боем без оружия, – я это видел. Сломал бы мне шею, и вся недолга. Так ведь нет же. Решил, видать, пофорсить. И облажался…

Управляться с холодным оружием (а в особенности с оружием, имеющим длинный клинок) – не такое простое дело, как кажется любителям носить на бедре полуметровую саблю, украшенную страшенной пилой, кровостоками и прочей ерундой. Достаточно сказать, что современные боевые ножи, рассчитанные преимущественно на неумелую руку жителя крупного города, в жизни не имевшего ничего общего с мясницким ремеслом, имеют длину всего десять-двенадцать сантиметров. И поверьте – этого вполне хватает. Умение пользоваться длинным кинжалом постепенно уходит в прошлое. А здесь, в Файре, уже ушло.

Я медленно отступал, пугая противника редкими уколами и выбирая подходящий момент. Он же наращивал темп и, если так можно выразиться, плотность рубки. Он был похож на чудовищную человекообразную машину, пошедшую вразнос. Рычаги мелькали. Сирена ухала. Фары сверкали.

Он был, как и ожидалось мною, левша. Я подловил его руку в крайней правой мертвой точке и легонько ткнул в подмышечную впадину. Он, кажется, сперва не почувствовал каверзной раны и едва не снес мне голову широким обратным махом. А потом движения его руки стали постепенно замедляться и слабеть. Он перебросил тесак в правую руку, но так было еще хуже. Вдобавок я незамедлительно подрезал и ее.