Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Краем сознания Дугхалл ощущал приближение оставшихся в живых Соколов. Услышав его призыв, все, кто мог, отправились в Калимекку — по горам и лесам, а потом через весь город и вверх по Тропе Богов, к Дому Галвеев. Те, кто одолел долгий путь, будут ждать в джунглях за стенами Дома — чтобы исполнить свой долг в последней битве между Соколами и Драконами. Некоторым из них, подумал Дугхалл, возможно, и удастся дожить до следующего дня.
Но все эти мысли не помогали ему в работе. Самое важное заклинание из всех когда-либо созданных им должно было обрести идеальную форму, ибо этого требовала ситуация.
Пусть такое заклятие создается впервые, оно не должно иметь ни слабых сторон, ни недостатков. У него есть только один шанс победить Луэркаса, и души жителей Матрина погибнут или спасутся в зависимости от его успеха или неудачи. Единственный шанс.
Сомкнув веки, Дугхалл потер левый висок пальцами, все еще сжатыми в кулак. Потом он открыл глаза, посыпал чернила песком, отложил в сторону исписанный лист пергамента и взял другой. Ловушка составляла лишь первую часть этого последнего в его жизни заклятия. Вуаль не пустота. Там живут создания, которые никогда не покидают ее, и, находясь в ней, можно рассчитывать на особые, лишь Вуали присущие условия пребывания там, закономерности и помощь иных форм жизни. Все это в совокупности и станет сутью ловушки. Очертания грядущей битвы уже рисовались в его мозгу, и он принялся торопливо записывать строчки, которые ему вскоре придется произнести. Занося вторую часть заклинания на бумагу, Дугхалл молился:
Душу мою вручаю, тебе вручаю, о Водор Имриш.
Дабы вспомнил ты обо мне в час нужды моей.
Душу мою вручаю, тебе вручаю, о Водор Имриш,
Дабы воспользовался ты мною в час нужды твоей.
Душу мою вручаю, тебе вручаю, о Водор Имриш,
Дабы в последний миг жизни не посрамил я тебя.
Орудием воли твоей меня сделай,
Словно меч возьми в десницу свою.
Но прежде смертного мига, о Водор Имриш,
Дай мне понять любовь,
За которую дважды погиб Соландер.
Позволь мне на миг ощутить этот дар —
За него отдаю себя в жертву.
Продолговатая бухта Калимекки почти опустела, несколько покинутых экипажами кораблей покачивались на волнах, а на их палубах белели кости, и разжиревшие чайки лениво ходили между останками. Лишь «Кречет» оживлял мертвую гавань, поэтому, когда корабль бросил якорь возле причалов, принадлежавших прежде Галвеям, от них не отплыла ни одна лодка с торговцами. Весь экипаж судна высыпал на палубу и принялся разглядывать заброшенный порт.
— Я и мои люди пойдем с вами, — сказал Ян Дугхаллу. — Я хочу быть уверенным в том, что вы трое, Элси с детьми и Алви благополучно доберетесь до Дома Галвеев. Когда все закончится, я вернусь на «Кречет» — если, конечно, останусь жив — и возобновлю свою торговлю. Если вы захотите, чтобы я торговал от имени Дома Галвеев, я готов поднять ваш флаг.
— А что станет с Ррру-иф? — спросила Кейт.
— Тебе придется присутствовать при казни. И на суде свидетельствовать против нее, поскольку ты относишься к числу лиц, которым она нанесла наибольший ущерб.
Кейт и Ри переглянулись.
— Но на это у нас нет теперь времени, — ответила она.
— Ну, тогда потом, когда вы победите Луэркаса.
— Потом… не будем загадывать.
— Не будем. — Ян перевел взгляд на вход в бухту — на манящий к себе океанский простор. — После битвы с Луэркасом вам не следует рисковать своими жизнями, оставаясь в городе. Но Ррру-иф должна быть повешена. И меня это вовсе не радует… не могу забыть, что когда-то мы с ней были друзьями. Но мятежников нельзя прощать. Если Закон Капитана нарушить хотя бы однажды, на матросов нельзя будет рассчитывать. — Он вздохнул. — Я бы предпочел оставить ее в карцере — до самой казни, но придется надеть на нее оковы и прихватить с собой. На стене Дома Галвеев ей будет столь же удобно висеть, как и на моей мачте.
— А если я погибну и не смогу дать показания против нее?
— Погибнут не все, и среди нас найдутся те, кто может это сделать.
В порыве внезапного вдохновения Кейт предложила:
— Собери всех, кто может свидетельствовать против нее, и приведи их на суд.
— Я не могу этого сделать. Многие из тех, кому она причинила зло, являются Шрамоносцами. В городе их ждет немедленная смерть.
— Но город наполовину опустел, заброшены целые кварталы, здесь больше призраков, чем людей. Твои Шрамоносцы беспрепятственно дойдут до Дома Галвеев. Приведи их, они должны высказать свои претензии к Ррру-иф и услышать справедливый приговор. Мы укроем их у себя — пока это будет необходимо, и позволим стать под знамена Галвеев, если понадобится. Но я считаю, что они должны присутствовать на суде и предъявить свои обвинения.
— Очень хорошо, — сказал Ян и, внезапно нахмурясь, кончиками пальцев прикоснулся к ее руке. — Скажи мне честно, Кейт, как, по-твоему, переживем мы то, что нам предстоит?
— Откровенно говоря… — Она опустила взгляд на его ладонь, держащую ее руку, и продолжила: — Надеюсь, тебе удастся выжить. И твоему экипажу. А нам с Ри… это не суждено. Мы знаем об этом.
— Я думал о вас. Я могу увезти вас за море — в Новтерру, на просторные и богатые земли, по которым можно скитаться целую жизнь, каждый день удивляясь все новым и новым чудесам. Мы можем отправиться туда вместе. Луэркас никогда не отыщет нас там. — Пальцы Яна чуть сжали ее руку. — Пока еще не поздно, пока не случилось непоправимое.
Кейт посмотрела сначала на него, потом на Ри.
— Поздно было уже в тот миг, когда мы родились. Мы — Дугхалл, Ри и я — появились на свет и жили ради этого мгновения. Мы могли бы укрыться от собственной судьбы, но тем самым сознательно обрекли бы несчетное множество неповинных душ на смерть, и даже худшее, чем смерть. Три жизни за весь мир — не слишком большая цена.
— Если одна из этих жизней твоя, я с этим не согласен. Кейт улыбнулась ему, и Ян увидел на ее лице отсвет того, что некогда было между ними.
— Не забывай меня, — попросила она.
— Не забуду.
Повозки найти оказалось нетрудно, лошадей сложнее, но возниц, готовых отправиться к заброшенному Дому Галвеев, нельзя было нанять ни за какие деньги. Поэтому те из людей Яна, кто обладал хоть каким-то опытом в обращении с лошадьми и повозками, взяв в руки вожжи, повезли остальных своих спутников по почти опустевшим улицам города, мимо бесконечных верениц домов с закрытыми ставнями окон, мимо редких стаек исхудавших и грязных детей, следивших за ними из теней, мимо юношей, состарившихся за несколько месяцев, женщин, еще полгода назад бывших молодыми, а теперь согбенных утратами и тоской, мимо других молчаливых свидетелей и свидетельниц недавних печальных событий.