Прочитав эти документы, генерал Йорк почувствовал себя свободнее и попросил меня объясниться. Я постарался ввести его в суть дела. Король, дофин, маркиза де Помпадур, весь двор, да и весь народ, кроме герцога Шуазеля и господина Беррье,[153]страстно желают мира. Они хотят знать действительно ли Англия стремится к миру? Если да, то на каких условиях. Йорк перевел разговор в область предположительного, заявив, что в Лондоне тоже не прочь узнать, как народ и двор его величества короля Людовика XV намерены закончить войну. На каких условиях? После общей оценки обстановки и уверений, что Англия всем сердцем готова покончить с этой войной, он заключил, что пока не готов ступить на территорию конкретных предложений.

Разговор продолжался около трех часов, после чего я покинул генерала, обнадеженный его заверениями, что в любом случае ответ на мои предложения последует обязательно.

Вся проблема, как я понимал её, заключалась в том, что предоставленных мне полномочий хватало только на то, чтобы быть выслушанным. После нескольких мои писем в Версаль, оставшихся без ответа, мне оставалось только ждать, как будут развиваться события.

Инструкции, полученные генералом Йорком, были, в целом, положительны для меня. Его величество Георг II вполне допускал, что граф Сен-Жермен действительно может оказаться уполномоченным некими влиятельными лицами во Франции к ведению подобных переговоров. Весьма вероятно, что эта миссия совершается с согласия короля, однако рисковать продолжением диалога можно только в том случае, если посланнику Версаля будет придан хотя бы полуофициальный статус, что само по себе представлялось трудно исполнимым, так как в Гааге находился полномочный посол Франции господин д'Аффри. По его собственным — то есть, моим — словам, мои полномочия не были известны ни французскому послу в Гааге, ни государственному секретарю по иностранным делам герцогу Шуазелю. Ему хотя и напророчили скорую судьбу кардинала де Берни, однако он и по сей день остается в силе. При этом, Лондон предупреждал Йорка, неизбежно столкновение тайной дипломатии короля и могущественного влияния министра иностранных дел, герцога Шуазеля. В ходе подобного противостояния французский двор может счесть необходимым лишить полномочий Сен-Жермена.

Единственное условие, которое было оговорено господином Йорком четко и без всяких околичностей — это необходимость в том случае, если два монарха найдут общий язык, привлечь к переговорам короля Пруссии. Как заявил Йорк во избежание всяких недоразумений.

Вот тут я допустил непростительную ошибку. Слишком рано нанес визит нашему посланнику в Голландии господину д'Аффри. Если бы я знал, чем кончится попытка негласно привлечь его к достижению успеха, я бы тысячу раз поостерегся вступать в шашни с креатурами моего лучшего друга, герцога Шуазеля. С другой стороны, у меня не было выбора — генерал Йорк тоже повел двойную игру. Он сообщил д'Аффри о моих предложениях. К началу апреля английский и французский послы успели два раза встретиться Более того, Йорк по указанию Георга II ознакомил д'Аффри с ответом из Лондона.

Но вернемся к нашему разговору с французским посланником. Для начала я сообщил, что нахожусь в Гааге официально, по поручению военного министра маршала Бель-Иля и предъявил послу его письма. Затем вкратце обрисовал необходимость организации особого фонда для финансирования армии, однако д'Аффри не клюнул на эту приманку и все время пытался добиться, кто именно дал мне это поручение и только ли финансовыми вопросами ограничивается моя миссия. Мы разошлись вничью, однако, получив копию ответа из Лондона, переданную ему генералом Йорком, он немедленно развил необыкновенную прыть и отослал своему патрону, герцогу Шуазелю пространную депешу. Со своей стороны в письмах к маршалу Бель-Илю я продолжал настаивать на обеспечении меня какими-то более существенными рекомендациями, чем просто восхваление моих добродетелей. «В противном случае, — предупреждал я, — скандала не избежать».

— Теперь я, — объявил граф, — продиктую вам текст послания д'Аффри от 5 апреля 1760 года к министру иностранных дел, которое герцог де Шуазель огласил на заседании Королевского совета. Потом расскажу, что за этим последовало.

«Ваша милость

Имею честь дать ответ на ваше письмо от 19 числа прошлого месяца по поводу графа Сен-Жермена. Ранее мне трудно было сделать это, так как нескромное поведение (если не сказать больше) этого авантюриста принудило меня к проведению расследования. Я не желал ничего упустить из его похождений здесь, в Соединенных Провинциях. Сначала я имел надежду объяснить досадные недоразумения человеческим злословием, однако, чем дальше, тем больше его действия стали такими вызывающими, что я просто вынужден поспешить поставить в известность его величество.

День спустя после получения вашего письма господин Сен-Жермен, прибывший из Амстердама, вновь явился ко мне с визитом. Его сопровождали шевалье де Брюль и господин Каудербах.[154]Он заявил, что эти господа согласились взять его с собой на встречу с графом Головкиным[155]в Риксвик, куда и мне было предложено отправиться за компанию. Я ответил господину Сен-Жермену, что прежде отъезда, я хотел бы поговорить с ним. Уединившись, я сразу заявил ему о ваших, господин герцог, претензиях к его планам. Он был очень удивлен и закончил беседу предложением явиться ко мне следующим утром в 10 часов.

Затем я посчитал удобным ознакомить господина Каудербаха с содержанием вашего письма…»

— Здесь, — сказал граф, — требуется пояснение. Я написал маркизе де Помпадур, что господин д'Аффри с особым удовольствием ставит мне палки в колеса. Мое письмо каким-то странным образом оказалось в руках герцога Шуазеля. Тот известил д'Аффри, чтобы тот отказал мне в доме и повсюду показывал его, то есть герцога, распоряжение. Естественно подобное ненавязчивое поведение французского посла сразу возымело свое действие, и господин Каудербах не осмелился взять меня в Рисвик. Продолжаем…

«В условленное время господин Сен-Жермен не явился, и я решил, что моего весьма ясного объяснения с ним оказалось предостаточно, чтобы он стал более осмотрительным. Возможно, решил я, мои упреки побудят его покинуть страну, что было бы лучшим выходом из создавшегося положения. Посему я не стал посылать новое приглашение и ограничился передачей ваших распоряжений, господин герцог, главным министрам и некоторым иностранным посланникам. Кроме того я был вынужден отписать нашему интенданту флота в Амстердаме д'Астье, чтобы тот предупредил местных банкиров о предложениях, которые могли бы последовать от господина Сен-Жермена.

Господин д'Астье сообщил, что господа банкиры Томас и Адриан Хоупы были весьма огорчены тем обстоятельством, что им приходилось иметь дело с подобным человеком. Они также заявили, что при первой же возможности постараются избавиться от его общества. Те два документа от маршала Бель-Иля, которые вы изволили направить мне, ясно показывают, что этот человек не придерживается данных ему инструкций…»