— Шерсть складывают в контейнеры по сортам? — спросил Аллейн.

— Верно. Это был второй сорт. Я сперва подумал, что это мальчишки-подручные залезли в сарай, пока мы были на танцах, и стали баловаться с шерстью.

Однако мальчишки все яростно отрицали. Они божились, что налили керосина в лампу и не трогали свечу, в которой воску было добрых пять дюймов. Потом Томми Джонс стал надевать свой комбинезон, висевший на гвозде рядом с помостом, он попал ногой в прореху в штанине и порвал ее окончательно. Томми немедленно набросился на Элби Блэка, обвинив его в посягательстве на чужую спецодежду, причем со-всем новую. Элби тоже все отрицал. Заметив на комбинезоне темные пятна, мистер Джонс распалился еще больше.

Стригали приступили к работе. Сухих овец оставалось все меньше, их место занимали мокрые, которым еще предстояло обсохнуть. Пришли Фабиан и Дуглас, обеспокоенные погодой. К этому времени у находившихся в сарае окончательно испортилось настроение. Один из стригалей сильно порезал овцу, и Дуглас, стоявший рядом, оказался в лужице крови.

— Ох, и обозлился он, — задумчиво произнес мистер Уилсон.

В этот момент появился Артур Рубрик. Он шел с трудом и сильно задыхался.

— Хозяин сразу почувствовал неладное и спросил Томми Джонса, что случилось, — сообщил мистер Уилсон. — Ну, Томми, ясное дело, стал скулить, что все идет из рук вон плохо. Они как раз стояли около сортировочного стола, и я все слышал.

— Вы помните, о чем они говорили? — спросил Аллейн.

— Помнить-то я помню, но там ничего такого не было.

— Вы не расскажете мне, мистер Уилсон? Я буду вам чрезвычайно благодарен.

— Да так, ничего особенного. Томми у нас заводной. Бывает, на него находит. Вот и в тот раз обругал ребят ленивыми ублюдками.

— Что-нибудь еще?

— Мальчишка Клифф все еще переживал из-за той бутылки с бухлом. Миссис Рубрик отчитала его за пару дней до того. Томми это страх как не понравилось. Он сам об этом говорил.

— А что сказал мистер Рубрик?

— Худо ему было в то утро. Сразу видать. Лицо все черное. Он больше молчал и только повторял, что это очень неприятно. Похоже, ему было душно в сарае и он рвался поскорей уйти. Еще у него руки дрожали. Совсем доходяга.

— Чем все кончилось?

— Подошел молодой Дуг, капитан этот самый, — с некоторой долей иронии ответил мистер Уилсон. — Чуток запачканный. В крови. Тут хозяин на него вскинулся и резко так спросил: «Какого черта ты тут делал?» Дуг, видно, обиделся. Повернулся к нему спиной и вышел.

— Это не было занесено в протоколы, — заметил Аллейн.

— А я об этом и не говорил. Этот младший инспектор Джексон притаскивается к нам в сарай и расхаживает тут с таким видом, словно мы чего-то скрываем. Вроде нас и за людей не считает. «Мне наплевать, что вы там думаете. Отвечайте на мои вопросы». Ладно, пусть так. Мы и отвечали.

— Ах вот как, — тихо произнес Аллейн.

— Зачем нам чего-то утаивать, — миролюбиво продолжил мистер Уилсон. — Когда мы об этом узнали, переживали не меньше других. Не очень-то приятная история. Когда они сказали Джеку Мерривезеру, нашему прессовщику, что он там спрессовал в то утро, его вырвало прямо на помост, никто даже отскочить не успел. Хоть с тех пор целый месяц прошел, для Джека было все едино.

— Ясно. А чем закончился приход мистера Рубрика?

— Закончился тем, что его совсем развезло. Мы вывели его на воздух. Вас тогда не было, мистер Лосс, и он велел никому не говорить, что ему плохо. У него с собой было какое-то лекарство, он его понюхал, и ему полегчало. Томми послал Клиффа за машиной и сам отвез хозяина домой. Тот все беспокоился, чтобы ни-кто не узнал. Не хотел никого тревожить. Настоящий джентльмен был мистер Рубрик.

— Согласен. А теперь, мистер Уилсон, поговорим о прессе. Когда вы закончили работу накануне, он был заполнен шерстью, не так ли? Плита была опущена, но шерсть еще не спрессована. Правильно?

— Точно.

— А утром все выглядело точно так же?

— Вроде так же, но я только разок туда взглянул. А Джек Мерривезер ничего такого не заметил.

— Когда вы закончили стрижку?

— Еще до шести. Мы остригли овец, которые были в стойлах с вечера, а потом случилась заминка. Где-то около одиннадцати. Овцы с улицы еще не обсохли. Потом дождь перестал, и выглянуло солнце. Пришлось выгонять овец под солнце. Все были злые как черти. Молодой Дуг сказал, что овцы уже обсохли, а я сказал, они еще мокрые, и Томми Джонс тоже так считал. Тут приехал грузовик, и Сид Барнс, водитель, начал встревать и говорить, что они сухие. Ясное дело, ему бы по-скорей отделаться и завалиться в паб до темноты. Ну, я послал их всех куда подальше, а тут овцы и вправду высохли, и мы опять занялись стрижкой. Клифф без дела слонялся по сараю, а потом куда-то слинял. Томми его хватился и стал ругаться на чем свет стоит. В общем, полная кутерьма.

Прозвучал свисток, и в сарае снова закипела работа. Из стойла вытащили пять упирающихся овец, застрекотали машинки для стрижки, к прессу подошел костлявый мужчина и, поплевав на руки, нажал на рычаг. Мистер Уилсон затушил сигарету и, кивнув, отправился к сортировочному столу.

Аллейн стал смотреть, как работает прессовщик. Он зашил готовый тюк и, орудуя коротким крюком, вытащил его из пресса и бросил к дверям, где все еще стояли Аллейн и Фабиан.

— Сюда подъезжает грузовик, и тюки забрасывают в кузов, — объяснил Фабиан. — Кузов находится вровень с полом или чуть ниже. Никаких подъемных устройств не требуется. Так же обстоят дела на складе.

— Это тот самый прессовщик? Джек Мерривезер?

— Да, это Джек, — ответил Фабиан.

— Как вы думаете, если я задам ему несколько простых вопросов, его опять не затошнит?

— Кто знает? А что вы хотите у него спросить?

— Пользовался ли он крюком, когда перетаскивал тот самый тюк.

— Очень рискованно! Даже меня мутит, когда я об этом думаю. Эй, Джек!

Мерривезер отреагировал на этот призыв довольно болезненно. Не успел Фабиан произнести вступительные слова, как прессовщик побледнел и уставился на Аллейна с выражением ужаса на лице.

— Слушайте, если бы не война, ни в жизнь сюда не вернулся бы, — с ходу заявил он. — Вот как меня подкосило. Но из-за войны работы сейчас не найдешь. Я прямо так и сказал мистеру Джонсу и Бену Уилсону: «К этой машине и близко не подойду. Или новую покупайте, или не видать вам меня в Маунт-Мун». Они сказали, что теперь другой пресс, я и согласился. Просто из уважения, а не потому, что мне хотелось. Можете назвать меня слюнтяем, но такой уж я уродился. Если меня начинают спрашивать, сами знаете про что, у меня все кишки переворачиваются. Прямо с души воротит. Видать, это уж насовсем.

Аллейн пробормотал что-то сочувственное.

— Думайте что хотите, но тут поневоле озвереешь. Только оклемаешься, опять приходят и задают дурацкие вопросы. И все насмарку.