Он оставил ей чаевые, какие дают обычно по праздникам, и продолжал в том же духе и в следующие недели: немного беседовал с ней, оставлял побольше чаевых. Так М.Ш. постепенно завоевал симпатию официантки.

Как он подкрепляется

Из красного вина, печеночного паштета и хлеба он делал цементную смесь, полностью забивавшую желудок. Тогда он был готов к испытаниям.

Как он наблюдает за кельнером

Кельнер носит на заднице сумку для денег с двумя отделениями. Чуткость, с которой он ощущает каждое движение этой сумки. Пока стоит без дела, перебирает мелочь в сумке. В этом заведении кофе подают только кофейниками.

Манфред Шмидт навещает свою бывшую подругу Л. в ее смертный час

Замечательным ясным солнечным днем, перекусив с утра уже в 7 часов, хотя в это время кафе обычно закрыты, Манфреда Шмидта посетила идея навестить Л. Воздух был еще прохладным. Он пошел к Л., с которой он некоторое время назад провел несколько замечательных дней отдыха в Триденте. Правда, она была довольно серьезно больна. Однако он надеялся, что она не создаст ему слишком больших затруднений.

Л. открыла в подпоясанном шелковом халатике, белом с рисунком (цветы вишни), который она натянула в постели, потому что ее знобило. Симпатичное, слишком маленькое лицо, при котором была голова нормальной для взрослого человека величины. Маленькие руки, тело, ноги — все разного возраста. Как только он вошел, ей позвонили, так что у него было время понаблюдать за ней и запечатлеть ее в памяти.

После телефонного разговора (она снова в постели, складной будильник рядом с подушкой на постели, все аккуратно) он попытался пристроиться к ней в постели, но она не допустила этого. Наверное, он слишком долго не давал о себе знать. Он поднялся с края кровати и включил в соседней комнате радиоприемник «Филипс», принялся черпать ложкой кофе, который она ему там поставила. Немного позднее ему второй раз за этот день пришла в голову мысль, не попробовать ли пристать к ней снова. Но идея улетучилась, потому что она его отвергла. Он еще не допил кофе, а приемник — он бросил на него взгляд — разогрелся и шкала настройки ярко светилась.

Он удобно устроился в квартире. Когда пришел врач, она попросила его выйти в другую комнату. Когда врач ушел, он хотел вытащить ее под холодный душ — старый домашний рецепт против ломоты в теле — но и из этого ничего не вышло. Он слушал радио и сказал ей, чтобы она позвала его, когда ей захочется. Потом он еще раз зашел к ней и спросил, испытывает ли она вообще к нему симпатию, значит ли для нее вообще что-нибудь то, что он рядом. Она стонала, лежа на боку, накрывшись почти с головой, по крайней мере натянув на голову тонкий край одеяла, как засовывают в рот и закусывают платок. Он попытался помассировать ей живот, но она просто оттолкнула его, когда он стал настойчивым. Он высказался неодобрительно о ее отношении и ее холодности.

После обеда ее состояние ухудшилось. У нее начались судороги, но он был слишком оскорблен, чтобы обратить на это внимание. Он просто не подходил к ней. Только после того, как она уже достаточное время продолжала стонать, он еще раз позвонил врачу. Он попробовал отвлечь ее, пытаясь развеселить. Но она была мрачной, и все, что он делал, причиняло ей боль.

Оказалось, что заполучить врача не так-то легко. Поначалу Шмидт из-за множества причиненных ему оскорблений не слишком серьезно к этому отнесся. Он попытался утешить подругу, которой было все хуже, целуя ее; она не понимала его, не знала, чего он хочет, была неловкой, когда он стал целовать ее в губы. Лишь гораздо позднее он увидел, что перед ним умирающая женщина.

Он испугался, при этом ему подумалось, что еще до смерти она должна испытать с ним близость. Он начал что-то делать, но смятенные чувства мешали ему. Он приготовил ей ванну и носил ее по комнате. Она беспрерывно скулила и лежала скрючившись, пока он перестилал постель и проветривал комнату. Он уложил ее в чистую постель, звонил разным врачам, позвонил и в больницу, но они не хотели никого присылать. Она умерла как раз в тот момент, когда он почти справился с этим делом. Если есть телефон и необходимое старание, все получится. Уже через четверть часа появился врач.

Манфред Шмидт в неудобной ситуации

Манфред Шмидт стеснялся из-за большого голубовато-коричневого пятна на шее, которое ему оставила Анна Ш. Его рубашка была порядком помята, возможно, на воротнике остались красные следы, но в это утро у него уже не было времени поехать домой. Ему пришлось в таком виде идти на обсуждение, в котором участвовали и члены правления. В таком состоянии он не понимал ничего из того, что говорилось. Пятно находилось прямо под нижней челюстью, и его никак нельзя было прикрыть. Один из членов правления попросил его дать краткую справку. Шмидту пришлось попросить разрешения произносить свою маленькую речь сидя. Из-за его бестактности Шмидту вечером дали поручение заняться гостями фирмы из Венесуэлы. Он боялся, что разузнают, откуда он явился, особенно из-за этого пятна, которое он время от времени мог наблюдать в гардеробном зеркале. Но и такой вечер можно перенести. Все так неприятно, приходится сидеть в этой рубашке и отвечать на разные вопросы. Что ему было делать? Может, ну ее, эту жизнь, раз она приводит к таким вот неприятным вечерам?

Сочельник

Манфред Шмидт жертвовал в своей жизни всем, чего не желал, и вот у него все еще ничего нет. Он жил, рассчитывая на то, что каждая жертва создает место и тем самым косвенно что-то приносит, и что если только убрать достаточно лишнего, нежелательного, то постепенно приблизишься к тому, что желательно. В действительности же приходилось признать, что жертвы делали его беднее, правда, он ровно так же не желал бы того же состояния и без всех этих жертв. В прежние годы у него был обычай проводить сочельник с несколькими коллегами, теперь он и от этого отказался.

Он следит за медленным вымиранием города, которое можно наблюдать только в сочельник, поскольку трупные свойства города в обычные воскресные дни, когда просыпаешься и выглядываешь на улицу, — уже fait accompli. Однако в сочельник можно видеть, как вымирают улицы. Было бы опасно заболеть в такое время, когда врача не найти. Он ищет заведение, где можно было бы еще что-нибудь поесть. Он спрашивает людей, которые показывают ему, как пройти к ресторану, который, как они видели, еще открыт. Но когда он его находит, ресторан уже закрыт. Попеременный поиск пристанища и любезность, но ни то ни другое не могут помочь ему найти ресторан. Когда он наконец находит, он спрашивает официанта, вежливо обнимающего его за плечи (любезность), есть ли места. Все занято, и ему приходится блуждать среди столов (поиск пристанища). Один из посетителей спрашивает его: Вы тоже не кусаетесь? В какой-то момент ему кажется, что появится свободное место, если вот те немного подвинутся, однако надежда оказывается тщетной. Хотя официант до последнего подбадривает его и дает советы, ему приходится покинуть этот ковчег в мертвом городе. Уже в утренних газетах нет никакой политики. Люди обращаются с этим днем чрезвычайно осторожно, чтобы никакое происшествие не омрачило праздничного настроения. Позднее Шмидт находит еще одно место, где ему удается выпить кофе. Но и отсюда приходится вскоре уходить. Две дамы выходят из petit tabaris, этажом выше, со своими клиентами, надевающими пальто. Дамы еще разгорячены: они подходят к музыкальному автомату и греются у него, как у огонька. Пожалуйста, еще пластиночку, просят они, когда хозяин пытается помешать им поставить новую музыку. Они вызывают такси и заставляют его ждать, пока музыка не кончится.