— Тебе совершенно не обязательно куда-то отправляться. Ты можешь обратиться к Клеопатре из этой комнаты по ноосферной связи, и вообще я прикажу охране никуда тебя из особняка не выпускать по соображениям безопасности.

— А я пригрожу всех уволить, и тогда охранники сразу меня выпустят.

— Меня-то ты, надеюсь, от себя не уволишь?

— Не уволю, даже разрешу тебе отправиться вместе со мной к месту упокоения Клеопатры.

— Ты собираешься поехать в Египет? Но я знаю, что там есть пирамида Хеопса, еще другие пирамиды каких-то фараонов. А про пирамиду Клеопатры я что-то не слышал.

Иронический тон Глеба Юлии не понравился.

— Мы отправляемся к месту упокоения реинкарнированной в мою любимую кошечку Клеопатры на коммерческое кладбище животных ЗАО «Общее благоденствие», в состав совета директора которого, кстати, входишь и ты. Или забыл о своем щедром взносе на благие цели? И едем мы к вратам этой обители вечного покоя и нашего сострадания немедленно! Сию минуту! И если меня кто-то будет не пускать, мне сначала придется всех уволить, а потом я отправлюсь к Клеопатре одна, тайно и ночью.

— Вообще-то я ни в какой директорат ЗАО «Общее благоденствие» не вступал, — Глеб попытался отвлечь Юлию от опасной затеи методом забалтывания. — А мой взнос был действительно чисто благотворительный и не предполагал моего дальнейшего участия в деятельности ЗАО ни в каком качестве.

— В совет директоров ЗАО «Общее благоденствие» ввела тебя я как учредитель этой фирмы. Ты не уважаешь мое решение? Может, ты и меня тоже не уважаешь?!

— Уважаю, уважаю! — Глеб поспешил отступить со всех позиций, а про себя подумал, что не только Юлина красота — страшная сила, поэтому спорить с ней напрямую себе дороже.

— Тогда не будем зря терять времени и немедленно отправляемся к мемориалу моей дорогой Клеопатры.

— Сейчас, сейчас, только мне нужно буквально несколько минут на подготовку.

Воспользовавшись этим благовидным предлогом, Глеб вышел из комнаты и сразу же позвонил Новикову, объяснил ему ситуацию и в отчаянии попросил совета: как удержать Юлию от опасного путешествия?

— Никак, — коротко ответил Новиков. — Ты же знаешь, что она чумовая. Если ей моча в голову ударит, эту путешественницу уже ничем не остановишь. Одна надежда, что маньячки сами на себя не нападают.

Примерно так же отреагировал на Глебов отчаянный призыв к помощи Курсаков. Тогда Панов позвонил в Швейцарию. Прямо обратиться к Никандрову он не мог, даже если бы и знал номер его прямого телефона, то поостерегся бы: мало ли каково состояние его здоровья… Еще доведешь больного до инфаркта! Поэтому решил сначала позвонить его супруге. Объяснил Нелли все — как и что. Предупредил, что, пока не нейтрализованы все никандровские недруги, выходить куда-либо с территории поместья для Юлии опасно. Попросил передать супругу, чтобы тот позвонил дочери и отцовской властью заставил ее соблюдать осторожность. Нелли Григорьевна разговаривала с Глебом очень любезно, поблагодарила его за беспокойство об их семействе, прилично поскорбела о смерти Изяслава и тяжком состоянии здоровья Марши, незлым хвалебным словом помянула Никиту, а беспокоить супруга и сама не стала, и Глебу запретила. Состояние здоровья господина Никандрова таково, что любое волнение для него чревато самыми печальными последствиями. А что касается Юлии, то ее ослиное упрямство давно всем известно, и его ничем не переломишь. Да и опасность ее «паломничества» (Нелли интонацией взяла это слово в кавычки) Глеб явно преувеличивает. И Курсаков, и Новиков ей уже сообщили, что организаторша покушения на Никиту и почти, а может, и не почти, убийца Марши обезврежена. Кстати, обеих мерзавок наняла сама Юлия, и сколько Нелли не просила упрямицу этих дрянных женщин уволить, падчерица упрямо их защищала. А чуть попробуешь настаивать, закатывала скандалы. Вот и получается: за что Юлия боролась, на то ее брат и сестра напоролись! Короче, пусть Юлия, дочурочка, которой она все равно что родная мать, отправляется туда, куда влечет ее вздорный норов. Охрана же пусть следует за ней по ее дороге неизвестно куда, а вся ответственность за безопасность «паломницы» возлагается на Новикова. В заключение Нелли Григорьевна рассказала, что она пребывает в неусыпных заботах о здоровье супруга, которое очень и очень оставляет желать лучшего. Но это конфиденциальная информация! Дэн же совершенно излечился от своей пагубной привычки и обещает стать достойным продолжателем всех бизнес-дел своего подлинного отца. Ибо не тот отец, кто породил, а тот, кто воспитал!

У обескураженного Глеба после этого разговора сложилось мнение, что Нелли, судя по всему, с трагическим исходом болезни супруга смирилась и уже вступила в войну за никандровское наследство. А раз известно, что Никандров в завещании разделил все свое движимое и недвижимое поровну между детьми, оставив жене лишь оговоренную в брачном контракте сумму, то чем меньше у Дэна конкурентов на никандровский пирог, тем материнскому сердцу Нелли Григорьевны спокойнее. Что же делать? Самое правильное — применив силу, запереть Юлию в ее комнатах и никуда не выпускать и, значит, поссориться с ней навек. Но Глеб пошел бы и на ссору, и даже на полное разрушение всего пока еще такого хрупкого и эфемерного чертога их любви, лишь бы не подвергать возлюбленную смертельной опасности. Ехать сейчас на коммерческое кладбище — без проведения предварительных мероприятий по обеспечению безопасности, без надежной охраны (Новиков с самыми надежными секьюрити сейчас проверял московские квартиры никандровского семейства) — было полным безумием. Если даже Нелли вышла на тропу войны за никандровское наследство, что говорить о претендентах — через Дэна — из табуновской ОПГ?! По сути, для того чтобы прибрать к рукам никандровские миллиарды, у Дэновой родни по крови осталось одно препятствие — Юлия. Жива, вернее, чуть жива еще и Марша. Но врачи все время намекали, что она не жилица, да и прикончить ее табуновцам пока не представляется возможным: палата набита новиковскими молодцами. А вот Юлия прямо так и просится изобразить из себя мишень… Ничего не поделаешь, придется клин из головы Юлии выбивать клином. Это будет очень болезненно, но лекарство сладким не бывает. Глеб вернулся в комнату, где оставил Юлию, и красавица встретила его упреком:

— Обещал отсутствовать минутку, а сам?

— Но ты же не скучала! — Глеб кивнул на телевизор.

Юлия наслаждалась творчеством женской молодежной группы разговорного жанра «Телки».

— Да, интересная группа, — согласилась Юлия. — Тебе нравится?

— По-моему, все, что они плетут — полная белиберда, — возразил Глеб. — Но если тебе интересно, смотри. Я уважаю твои эстетические пристрастия.

Однако «Телки» уже отговорили, наступило время «Новостей», и Юлия собиралась выключить телевизор.

— Я хотел бы посмотреть «Новости», — попросил Глеб.

— Смотреть «Новости»? — изумилась Юлия и сморщилась, как будто ей под нос сунули протухшую селедку. — Но это же ужасная скукотища! Впрочем, я тоже уважаю твои эстетические вкусы. Смотри!

«Новости», как обычно, начались с официоза. Юлия переводила взгляд с экрана на Глеба и обратно с таким выражением лица, как будто хотела сказать: «Ты назвал белибердой прекрасное телешоу “Телки”», а это что такое?! Я и не подозревала, что подобную лабуду хоть кто-нибудь смотрит». Но при этом девушка политкорректно помалкивала. Глеб оценил ее сдержанность и подумал, что даже требовательный фон Малахо́вка оценил бы ее толерантность. Кстати, что-то давно он не появлялся в Глебовом подсознании. Уж не уволили ли поборника и глашатая толерантности с Олимпа? Но вот дикторша перешла к неизбежным криминальным событиям: