Юван уплыл, загрузив свой обласок мукой, ружейными припасами по самую бортовину. Его провожали всем экипажем. Вначале шли за ним по берегу, потом, когда берег стал обрывистым, остановились и долго махали вслед Ювану кепками.

— Перво-наперво, Алексей-душа, запиши все, что рассказывал Юван насчет тех, в обласках. Может быть, старик не сочиняет, говорит правду, — сказал Скобеев, когда вернулись на базу.

Алешка сбегал на катер за тетрадью и записал в нее под диктовку Скобеева рассказ Ювана. Лавруха и Еремеич да и сам Алешка припомнили отдельные выражения старика и вписали их с доподлинной точностью.

Но свидетельство Ювана оставалось пока единственным.

В конце сентября, распродав все товары, база двинулась в обратный путь. Скобеев решил остановиться возле Сосновой гривы. Снова, как и в первый раз, вместе с Алешкой ходили они по опустевшей усадьбе Исаева. Окна в доме были уже кем-то вынуты, двери сняты, и из каждого угла веяло запустением, будто люди не жили здесь долгие годы.

Переезжали и на противоположный берег. Алешка в детстве бывал здесь дважды. Первый раз с отцом и Митяем Степиным в гостях у Порфишки. Второй раз спустя три-четыре дня после гибели партийцев, с дядей Иваном Солдатом. И до сей поры помнил Алешка подробности и первого приезда и второго. Помнил, как играл на круче с Надюшкой, как изымали у Порфишки винтовку, помнил, как во второй приезд коммунары, замышлявшие потрясти Порфишку за грудки и выведать у него кое-что, были ошарашены, увидев вместо неподступной усадьбы васюганского князька безлюдное, дымящееся пепелище, простиравшееся в глубь тайги на многие версты.

Теперь этот берег был совершенно неузнаваем. Он осел, местами осыпался, образовав глубокие буераки, зарос березняком вперемежку с темными колючими елками. На месте Порфишкиного дома рос буйный малинник. Ягод уже не было — успели осыпаться.

— И все-таки не верится мне, Алексей-душа, чтоб эта деваха утонула, — ловкая и сильная на вид была. Выдумали это в Наунаке. А если такое случилось — жалко! Загублена молодая жизнь ни за что ни про что! — с печалью в голосе говорил Скобеев.

Когда еще шли в первый путь, Скобеев показал Алешке место, где было совершено нападение на базу. Тут же, припоминая все подробности этого происшествия, Скобеев рассказал о приезде на базу батрачки Исаева для продажи выдры. «Да ведь это Надька, наверное!» — подумал Алешка, но Скобеев имя девушки забыл, и парень не смог утвердиться в своем предположении.

У Белого яра передневали. Предстояла длинная дорога в Томск. Лавруха решил тщательно осмотреть мотор. Пока он занимался своим делом, Скобеев, Еремеич и Алешка рыбачили на озере. Жирная пленка, возле которой они провели тогда столько времени, исчезла, и вода в озере была чистой, отстойной.

— Видать, сильным ветром весь этот жир на берег вышвырнуло, — сказал Скобеев, и все с ним согласились.

Во время остановки в Югине, на другой день, Скобеев решил навестить кое-кого из знакомых югинских охотников, промышлявших теперь артелью. Надо было уточнить их заказ на товары, чтоб не привезти весной ненужное.

Скобеев вернулся скорее, чем ожидали. Он был оживленный, веселый, шел бодрым шагом, даже присвистывал.

— А ты знаешь, Алексей-душа, — завидев Алешку, заговорил Скобеев, — исаевская деваха-то жива-здорова! Сейчас мне старшой артели, Мишка Косой, сообщил. В Каргасоке на складах работает. Вот и пригодилась ей моя записка. А зовут ее Надюшка!

— Я ее знал, эту Надьку, дядя Тихон!

— Как знал?

— А вот так. — И Алешка самым подробным образом рассказал о своей поездке с отцом и Митяем к Порфишке, о конфискации у него боевой винтовки, о Надькином слове намертво молчать перед дедом, чтоб не узнал он, что Алешка заходил в хозяйский амбар.

— А не кажется тебе, Алексей-душа, что базой нападения на коммуну и была Порфишкина усадьба? — сказал Скобеев, выслушав Алешкины воспоминания.

— Наши коммунары так же вначале думали, дядя Тихон. А вот пожар сбил всех с толку.

— Пожар… Верно. Не складывается как-то. А все-таки Юван не зря советует тут правду искать.

— А может быть, пожаром этим думали прикрыть злодейство? — высказал свое мнение Лавруха.

— Да уж очень дорогая цена прикрытия. Все ведь начисто выгорело. Своими глазами видел. И дом, и амбары, и двор, и кедровые угодья — все с землей сровнялось.

— Нет, здесь что-то другое, Лавруша. Алексей Романыч прав. У всякого прикрытия есть пределы, а тут огонь все захлестнул, все покорежил, — покачал головой Еремеич.

— В Каргасоке постараемся разыскать Надьку. Она наверняка что-нибудь знает. Так я думаю, дядя Тихон.

— Непременно, Алексей-душа. Наш долг. И мы не отступимся, пока правду не найдем. Лавруша с Еремеичем будут насчет горючего хлопотать, а мы тем временем этим делом займемся. Ну что ж, братцы, давайте трогать.

Скобеев заспешил на паузок. Вслед за ним поторопились на свои рабочие места и остальные члены экипажа. Изображая прощальный свисток, какой по обыкновению давали суда, уходя от пристаней в последний перед окончанием навигации рейс, Еремеич огласил югинский плес пронзительным свистом на манер сказочного Соловья-разбойника.

Ночевали неподалеку от устья Васюгана, на высоком берегу. Никому, конечно, и в голову не могло прийти, что именно на этом месте белогвардейские изверги Касьянов и Звонарев покончили с Терехой Черемисиным, что совсем рядом с рекой и теперь еще не зарос омуток, который стал вечным пристанищем посыльного Васюганской партячейки.

Каргасок встретил базу суровым зазимком. Небо как-то вдруг помрачнело, опустилось, задул порывистый холодный ветер, пошел липкий снег, и база пристала к каргасокской пристани вся белая, будто окутанная ватой.

— Плохи наши дела, Алексей-душа. Как бы не прихватила нас зима где-нибудь еще до Томска. Вморозим и катер и паузки, а самое главное — не доставим пушнину к сроку. А заготовили нынче хорошо, больше, чем в прошлые годы.

— Не зря, дядя Тихон, старались! Хватит буржуям за машины уплатить!

— Со всей-то Сибири еще сколько соберется, Алеша! А прибегут еще буржуяки к нашей стране на поклон. Прибегут! Гляди, Алексей, тебе еще самому придется с ними тары-бары разводить…

— По-ихнему бы балакать научиться, дядя Тихон, чтоб не провели где нанароком.

— Обучишься, Алеша. Не боги горшки обжигают.

— Распознавать секреты земли обучиться бы, дядя Тихон.

— Одно к другому вполне ляжет.

Причалили к мосткам. Едва Скобеев сошел на берег, к нему кинулись складские работницы, чтоб выполнить наказ Надюшки.

— Поклон низкий-пренизкий велела передать. А уж как плакала! По мертвому так не плачут. И все потому, что от учения оторвали, о рабфаке мечтала. И всегда, чуть что, о вас вспоминала, как о родном отце, — наперебой рассказывали девушки.

— Да, что он, Кадкин, в уме или без ума?! Неужели нельзя было послать в этакую даль семейного человека? Она же там одна от тоски повесится! — негодовал Скобеев.