Иногда разговоры о войне и воинственные высказывания можно было услышать в определенных кругах Сибири и самой России. Александр Николаевич Радищев, тогда же как раз совершавший поездку по Сибири, отметил в своем дневнике, что в Тобольске и Иркутске народ обсуждал не торговлю, а войну. Самого И.В. Якоба в 1789 году отправили в отставку с поста генерал-губернатора Иркутска и Колывани якобы за активную пропаганду потенциальных вооруженных столкновений в расчете на личную наживу в войне на территории, где числился губернатором. Екатерина Великая, как считается, прислушалась было к его аргументам, но более трезвые головы в Сенате уперлись, и И.В. Якоби сняли с ответственной должности. Император Павел восстановил И.В. Якоби в его правах вместе с целым рядом сановников, попавших в немилость при Екатерине II, и повысил его в звании до генерал-лейтенанта, после чего возникают сомнения по поводу обоснованности измышлений относительно воинственных намерений, приписываемых ему.

На китайской стороне картина мало чем отличается. Русский купец по фамилии Пеньевский, торговавший в районе бассейна реки Или, сообщил в 1785 году о том, что в Кульдже в готовности к боевым действиям находится китайская армия численностью 20 тысяч человек. Данную армию собрали предположительно осенью 1785 года после того, как «турецкий посол» прожужжал Цяньлуну все уши своими рассказами о русском вероломстве. Само вооруженное соединение специально разместили подальше от Маймачена, чтобы не давать русским военачальникам повода для ответных действий. Пеньевский утверждал, что получил данную информацию от торгутов из Поволжья, с которыми он вел торговые дела. Данная фабула как таковая подкрепления из альтернативного источника не получила. И на поверхности ее источник вызывает сомнение. Ведь как наш купец к тому же доложил, будто в беседе о привязанностях торгутов ему сказали, что из оружия у них, кроме пик, луков и стрел, больше ничего нет. Но даже если бы они получали от русских помощи меньше, чем от китайцев, против России воевать они все равно не станут. К подобным рассуждениям нельзя относиться слишком серьезно, поскольку они ничем не подтверждаются и следует учитывать тягу к преувеличениям, когда имеешь дело с разыгравшейся фантазией купца.

Власти обеих империй избегали обстоятельств или инцидентов, способных по случайности испортить все налаженное было дело. Экспедицию Адама Лаксмана, готовившегося посетить Японию, предостерегали в 1791 году избегать любой провокации во время исследования ее участниками речного пути по Амуру и стараться предотвращать возникновение новых споров. В том же самом году из-за происшествия с участием торгутского ламы на пастбище Тарбагатай едва не усугубились без того натянутые отношения. Тогда обе стороны добровольно согласились на самое простое толкование произошедшего. Лама Самалин, прогулявшийся по территории в окрестностях Омска, населенной киргизскими казахами, возвратился в Китай с письмом или документом, содержащим намек на русские тайные козни среди торгутов. Русские сенаторы в июльском ответе Лифаньюаню категорически отвергли возможность существования подобного документа, назвали упомянутую китайцами бумагу фальшивкой на том основании, что печать на ней не та (для пущей важности к ней приложили обычную рублевую монету) и в любом случае составлена она «очень глупо», поэтому «понять ее содержание практически невозможно». Своим декретом от 31 октября 1791 года Цяньлун принял объяснение российской стороны и обещал скорейшее восстановление нормальной торговли. И даже перед той провокацией несколько тривиальных случаев на границе в виде убийства, похищения лошади и т. д. разобрали вполне в товарищеском духе и с отправкой на место сотрудников пограничной стражи с обеих сторон. Приостановление торговли не привело к приостановке всех отношений как таковых.

При дворах одновременно в Пекине и Санкт-Петербурге к тому же осознавали, что дело Улалдзая запутали тогдашние чиновники, отвечавшие за охрану границы на месте. Поэтому, заметьте, с обеих сторон поменяли ключевые фигуры среди этих государственных служащих. Вскоре после прекращения торговли монгол Сунъюнь, принадлежавший к клану Синего знамени без полос и удостоенный чина важного сановника, получил распоряжение выехать на место для проведения расследования и доклада о его результатах. Сунъюнь начал свою выдающуюся карьеру в качестве толмача при Лифаньюане в 1772 году и завершил ее в 1834 году, после того как послужил на самых ответственных руководящих должностях в столице и в провинциях. Джордж Макартни, посольство которого тот сопровождал в 1793 году, считал его «молодым человеком, отмеченным большими достоинствами». Его первейшая задача состояла в том, чтобы обеспечить на деле приостановку торговли; обуздать контрабанду; позаботиться о том, чтобы китайские подданные в приграничной зоне начали получать все необходимые товары, которые прежде приобретались у русских купцов; упорядочить деятельность всех торговцев, прибывающих на границу, и, в частности, пресечь вывоз ревеня из Поднебесной. Но в конце концов он подтвердил свою репутацию человека редких дарований, способного мастерски вести переговоры с русскими чиновниками и налаживать дело.

Кроме И.В. Якоби, уже названного нами в качестве вельможи, попавшего в 1789 году в немилость императрицы, которого сменил на посту генерал-лейтенант Иван Алферьевич Пиль, в 1787 году освободили от его обязанностей Ивана Варфоломеевича Дамба. Его место занял генерал-майор Михаил Михайлович Арсеньев, скончавшийся на своем посту пять лет спустя. Вслед за ним пришел еще один генерал-майор — Ларион Тимофеевич Нагель. Постоянную критику конкретно И.В. Дамба китайцами в Санкт-Петербурге начали воспринимать всерьез, и его посчитали ответственным за провал всего дела Улалдзая. Отставка И.В. Якоби и И. В. Дамба могла как никакой иной фактор послужить формированию условий, когда китайцев стоило бы убедить в российских благих намерениях. Только еще одна утрата вроде бы выглядела более важной — сам Улалдзай в конечном счете внес свой решающий вклад в закрытие своего дела тем, что умер в 1788 году.

К началу 1788 года императрица Екатерина со своим двором, находившаяся под бременем турецкой войны, начавшейся в августе предыдущего года, решила как можно скорее покончить с китайскими разногласиями. Потребовалось совсем немного времени, чтобы догадаться о неизбежности уступок и о том, что восстановление ценной торговли с китайцами стоит любых концессий. Обращали на себя внимание громадные убытки, понесенные Государственным казначейством и купцами-единоличниками, которые в середине 1790 года оценивались в 600 тысяч рублей для государства и в пять раз больше для купцов ежегодно. Уже в июле 1788 года в Государственном совете согласились с необходимостью заключения с китайцами нового соглашения относительно нарушителей границы и приграничных мародеров. Новый иркутский губернатор М.М. Арсеньев докладывал в сентябре того года о совершенно определенной готовности китайского пограничного коменданта договариваться по всем имевшимся проблемам. А два месяца спустя он поделился выводом о том, что китайцы ждут только дипломатической ноты из Сената с демонстрацией желания совместно рассмотреть соответствующие изменения в действующий договор, касающиеся наказания нарушителей границы. Генерал Арсеньев попросил наделить его полномочиями на ведение переговоров по данной теме, в Государственном совете согласились делегировать ему такие полномочия.